— Марти… так странно двигался, — заметила Майя. — Может, как в кино, промотал время назад?

— Такое бывает только в фантастике.

— А это не фантастика? — выкрикнула Майя и продолжила спокойным тоном. — Мы же все видели своими глазами.

Саша подозвала Марти и, подхватив за бока, положила на колени. Кот принялся лизать ее нос. Саша засмеялась. Дети умеют все быстро забывать. Нам же было не до смеха — мы столкнулись с неведомым.

— Давайте завтра с утра сходим в музей Репина, — нарочито бодрым голосом предложила Майя.

— А почему не сегодня?

— После пива в музей?

— Ну…

Пришлось согласиться.

Вечером, в сумерках, собрались прогуляться по окрестностям, дойти до озера, посмотреть на звезды. В городе такого глубокого неба не увидишь. Саша отказалась, включила планшет и стала смотреть аниме — благо в номере хороший вайфай.

На той стороне озера, над домами, стелился дымок, наверное, затопили баню. Дома на том берегу прижимались к крутому склону Поповой горы и теснились в небольшом пространстве. Над ними на верхней террасе чернели прямоугольники входов в штольни.

— Гриш, ты можешь объяснить, что там произошло? — спросила Майя.

— Нет. Давай не будем ломать над этим голову.

Побродили еще немного, но на нас напала туча комаров, и пришлось вернуться.

Саша сидела в кресле и вертела в руках планшет, разглядывая его со всех сторон.

Майя подошла к дочке.

— Все хорошо?

— Не знаю. Кажется, да.

— А что случилось?

— Я планшет уронила.

— Не сломала?

— Сломала.

Майя взяла планшет, провела по экрану пальцем.

— Все работает.

— Да,— Саша подняла лицо и посмотрела на мать. — Но я видела, как экран… весь трещинами покрылся. А теперь целый.

— Тебе показалось, — Майя вернула дочке планшет.

— Наверное.

Саша надела наушники и продолжила смотреть аниме.

Потом мы все вместе спустились и поужинали в хозяйской столовой.

— Вы слышали? — спросил Михаил за чашкой чая. — Сегодня в штольне был обвал. К счастью, никто не пострадал.

Я напрягся.

— И часто там обвалы случаются?

— В закрытых бывают, а в тех, что открыты для посещения, такого не помню.

— А гид говорил, что опасность большая.

— Врал. Гиды любят пугать туристов. Эти штольни абсолютно безопасны. В детстве там целыми днями пропадали, — Михаил оживился. — А о Старом Гансе вам не рассказывали?

— О Старом Гансе? — заинтересованно спросила Саша.

— Вижу, что не рассказывали. Есть легенда, что в штольнях горы Верблюд — это километрах в пяти отсюда — живет призрак Старого Ганса. После войны на том берегу, — Михаил махнул рукой в стену, — был лагерь военнопленных. Немцы иногда сбегали из плена, но до Германии, конечно, через всю страну не добраться. Наверное, этот Ганс переправился к нам на лодке. Рассказывают, что он долго жил в штольнях, скрываясь от людей, да так там и сгинул. Но его дух до сих пор бродит по штольням.

— Я люблю легенды, — сказала Саша.

— Я тоже. Но, скажу честно, в призрака я не верю. Есть много страшных рассказов, но сказку о Гансе придумали специально для туристов. Даже могилу сделали внутри пещеры.

— И что, никаких духов в штольнях нет?

— Они всегда есть. Но люди больше верят в придуманных.

- А наружу не выходят?

Михаил рассмеялся.

— Пока не замечал.

     ***

На другой день с утра пошли в музей Репина. На этот раз Саша согласилась оставить кота в комнате. Музей располагался недалеко, как и все в поселке. Он представлял собой избу и крестьянское хозяйство второй половины девятнадцатого века. В этом доме художник жил в 1870 году, вынашивая план «Бурлаков на Волге». Во дворе ничто не говорило о том, что тут творил великий художник. Обычный крестьянский двор. На бревенчатых стенах развешаны хомуты, коромысла, деревянные колеса, а чуть поодаль рыболовные сети. В комнатах небогатый интерьер, а там, где предположительно работал Репин — стоял мольберт с репродукцией картины.

Саша в музее заскучала — ей был неинтересен деревенский быт. В первые десять минут сделала несколько кадров и убрала смартфон. Мы ходили и рассматривали экспонаты, а она бродила за нами и ждала, когда и нам тоже наскучит.

Изучив все достопримечательности, мы вернулись в номер. Марти без нас не скучал. Он сбросил на пол планшет и катался на шторах.

Мы пообедали, строго-настрого запретили коту баловаться и поехали на смотровую площадку горы Стрельной. Оставив машину на стоянке, долго поднимались по обустроенной тропинке.

На этот раз Саше все было интересно — она то и дело щелкала камерой. Виды тут были роскошные — с каждым шагом горизонт отодвигался все дальше и дальше, и вот уже почти вся Волга как на ладони. Красота захватывала дух.

Людей здесь было немного, это в выходные тут толпа, а в будни можно спокойно ходить, не боясь, что тебя толкнут локтем в бок.

Один парень, хоть это и запрещалось, перелез через ограду и взобрался на ближайшую скалу. В другое время я сделал бы то же самое, но нужно показывать пример дочке — пришлось держать себя в руках.

Майя стояла, опершись об ограду.

— Как тут красиво. Я бы сюда каждые выходные ездила.

— В чем проблема? Нам ехать часа полтора-два.

— Приедем сюда еще?

— Конечно!

— Саша, как тебе идея?

— Здесь здорово. Но музей мне не понравился.

— Подрастешь — понравится.

Мы пробыли наверху с полчаса. Хоть это и не крыша мира, но все очень впечатлились. Я сделал не менее пятидесяти снимков на свой «Кэнон», Саша отщелкала побольше. Если бы не сильная жара, то просидели бы здесь целый день. Но, выпив весь чай из термоса, спустились к стоянке.

По дороге в поселок купили маринованного мяса. Утром Михаил показал мангал и уголь рядом с беседкой во дворе и подсказал, где взять хорошего мяса для шашлыка. Я далеко не бойскаут, и на разжигание угля ушло много времени. Но я сделал это, и вскоре первая порция нанизанных на шампуры кусочков свинины отправилась на мангал.

Марти находился рядом, пристегнутый к шлейке. Кот не мог добраться ни до мангала, ни до мяса, и это его не устраивало. Несколько раз пытался вырваться, но смирился и сидел на пластиковом кресле, наблюдая, как мы готовим ужин. Я подкинул ему вкусняшек, и он принял их благосклонно и даже дал себя погладить. При этом умудрился небольно куснуть за палец.

Когда аромат сочного шашлыка разносился по всей беседке, Марти неожиданно сорвался со шлейки. В два прыжка оказался на столе, и в следующее мгновение беседка превратилась в карусель. Кот обжегся, и бешено заорав, опрокинул большую тарелку с шампурами, и шашлык посыпался на пол. Я бросился спасать ужин, но поскользнулся и упал. Пока поднимался, кот успел перевернуть и уронить все, что не было закреплено, и вывалялся в угле, из рыжего превратившись в черного. Саша пыталась его поймать и тоже стала похожей на кочегара, а Майя упала на диван и смотрела на происходящее отстраненным взглядом.

И вдруг мир дрогнул, и по воздуху пробежала тончайшая трещина. Марти остановился и, как в замедленном кино, двинулся в обратную сторону. Шел он, переставляя ноги, время от времени подергиваясь, как бы порываясь снова сделать шаг вперед. Кот прошагал до кресла нервной походкой, словно его подталкивала невидимая рука. И наступила тьма.

    ***

Мы стояли перед беседкой. В моих руках — мешок с углем. Марти как ни в чем не бывало сидел в кресле. Мы еще не начинали готовить.

— Мне уже не хочется шашлыка, — заметил я.

— Может, завтра?

Я оставил уголь, и мы вернулись в номер, убрав мясо в холодильник.

— С этим котом что-то не так.

— Он все починил, — сказала Саша. — Я поняла. И в пещере тоже.

— А когда ты разбила планшет, он тоже так, задом наперед ходил?

— Ага. Но я тогда не обратила внимания.

Остаток вечера провели, валяясь втроем на широкой кровати и глядя телевизор, в котором ничего особого не показывали.

За эти дни трижды, как выразилась Саша, Марти «починил» мир. Как? Почему? Научился он этому в штольнях или умел раньше, но просто не представлялось возможности проявить свои способности? Ответов на эти вопросы мы не знали.

На другой день собрались сходить на гору Верблюд, о которой говорил Михаил. Пять или шесть километров, ехать на машине минут десять, но почему бы не прогуляться пешком? В конце концов, ради прогулок и приехали.

Марти оставили дома. Нагрузили рюкзаки легким перекусом, взяли термос с чаем и баклажку воды. Сверившись с картами в смартфоне, наметили маршрут. Выбрались из поселка, а дальше дорога шла вдоль берега Волги. Места тут живописные — с одной стороны большая река, с другой заросший лесом склон горы — моя камера неустанно отщелкивала кадры.

Дойдя до стоянки у горы Верблюд, стали подниматься к вершине по едва заметной тропке. Сначала идти было легко, но вскоре скала стала почти отвесной, и в конце концов мы потеряли тропу — приходилось подниматься между скал, как альпинистам. Раньше я любил такое дело, мы с ребятами часто ездили в горы. Но сейчас мой вес почти девяносто килограмм, и единственная мысль долбила мозг на протяжении подъема — а ведь еще и спускаться!

Завершив восхождение, уставшие, но довольные, мы услышали детский смех, и затем с другой стороны склона показалась группа туристов. Шли они чуть ли не вприпрыжку, с ними дети лет трех, носятся туда-сюда, вокруг бабочки порхают. И мы тут сидим, взмокшие от трудного подъема. Оказалось, что с другой стороны есть безопасная туристическая тропинка, по которой чуть ли не на велосипеде можно ездить. А я, как горный козел, потащил свое семейство по экстремальному пути.

Отдохнув и попив чаю, мы стали бродить по террасе. С одной стороны обрыв, с другой отвесная скала. Чем дольше шли, тем меньше попадались нам туристы. Вскоре в скалах стали появляться прямоугольные входы в штольни, но все были закрыты металлическими решетками. Некоторые входы оказались завалены камнями.

Над одним проемом была прикреплена плита с выгравированным стихом:

      Так уж мир сотворен.

      Мы стремимся куда-то,

      Бросив вызов судьбе

      И не чуя беды.

      Не приходят домой

      Из походов ребята,

      А теперь не вернулись вы.

Мы стояли перед этой плитой и молчали.

— Кажется, здесь кто-то погиб, — сказала Майя.

— У них не было Марти, чтобы все починить! — добавила Саша. — Нам нужно было взять его с собой.

Долго еще гуляли по верхней террасе, а штольни все не заканчивались. Наверное, впереди есть безопасный и удобный спуск, иначе как же рабочие транспортировали добытый известняк. Но проверять это мы не стали и повернули назад. Спустились к дороге по туристической тропке и пошли в поселок.

Ноги гудели, и к вечеру уже не осталось никаких сил. Лишь в сумерках немного погуляли по окрестностям Ширяева да посидели на берегу озера.

Последнюю ночь спали как убитые. А утром наш отдых заканчивался, мы загрузили вещи в машину и попрощались с Михаилом и его женой. Я в который раз осмотрел лысое колесо и решил, что поменяю его дома.

Марти не нравилось сидеть в переноске, которая напоминала о походах к ветеринару. Он возмущался, орал и просился на свободу. Я разрешил его выпустить и велел закрыть все окна, оставив узкие щелочки. Кот успокоился и умиротворенно лежал на коленях Саши.

Майя взяла камеру и снимала виды из окна. Обычно такие фотографии, сделанные на ходу, я удаляю, но иногда попадаются хорошие кадры.

Не проехали и десяти километров, когда впереди показался карьерный «БелАЗ». Я прижался к обочине, чтобы разъехаться.

Мы поравнялись — и в этот миг послышался громкий хлопок (чертово колесо!!!), руль в моих руках мотнулся, и «Приора», просев на правую сторону, метнулась под грузовик. Майя испуганно закричала, Саша тоже, лишь спящий Марти ничего не успел понять.

Я пытался вывернуть руль, но машина больше не подчинялась. Ударил по тормозам, но поздно. Раздался глухой стук, скрежет металла, и я потерял связь с реальностью.

    ***

Я открыл глаза. В голове гудело, в ушах шумело. Кажется, я мог двигаться, но левая рука была зажата между вмятой дверью и рулем. Правая сторона машины была вскрыта, как консервная банка. Майя куда-то исчезла, не было и кресла, на котором она сидела.

Я с трудом повернул голову и увидел, что Саша была жива. Закрытые веки трепетали, а по лицу стекала густая темная кровь. Кот лежал у искореженного рычага переключения скоростей. Ему тоже досталось, бок распорот, задняя нога неестественно вывернута. Он тяжело дышал, не открывая глаз, и жалобно, почти по-человечески, стонал.

Я положил правую руку ему на загривок.

— Поднимайся, Марти, — грудь болела от удара о руль, и я еле выдавил эти слова.

Марти открыл глаза и издал тихий звук, непохожий на кошачий мяв.

Я сжал пальцы на загривке и приподнял кота.

— Поднимайся. Почини… нас. Встань. Иди!

Приподнял Марти за шкирку и поставил на лапы. Он упал и заплакал от боли, как ребенок.

— Ты должен, Марти, — шептал я, на большее не было сил. — Знаю, тебе больно, но ты должен. Вспомни, как ты сделал это в пещере!

Снова поднял его, и на этот раз, не отпуская, стал толкать, как заводную игрушку, чтобы кот прошелся задом наперед. Марти, казалось, понял, чего я хочу. Он стал передвигать лапами, медленно протискиваясь задом между сиденьями. Иногда его что-то дергало вперед, но он продолжал движение. Орал от боли, но не останавливался.

Перед глазами пробежала сеточка трещин. Мир словно разваливался на части. Меня будто ударило током, и в глазах снова потемнело.

***

— Мы все собрали? — спросила Майя.

— Да, — ответила Саша. — Сейчас Марти в переноску засуну. А можно его взять на колени?

— Нет, пусть сидит в переноске. Кинь туда игрушек и вкусняшек.

Я достал запаску из багажника.

— Гриш, обязательно делать это прямо сейчас? Может, дома?

— Ты ничего не помнишь?

— А что я должна помнить?

— Ничего. Заменить колесо десять минут. А потом мы поедем.

На работу ушло не десять минут, а полчаса. Но это не важно. Главное, что я сделал это.

В дороге Марти стал требовать, чтобы его выпустили, и я позволил открыть переноску. Я назвал его про себя «кот — задом наперед». Он улегся на коленях Сашки и притих.

Когда мы разминулись с тем самым «БелАЗом», я протянул руку к радиоприемнику и нажал на кнопку. Напряжение отпустило.

Колонки пели голосом младшего Горшенева:

      Я так не могу жить, тени дарить,

      Понять не успеваю.

      Я — жизнь, я — смерть.

      Там-то все уже знают.

  Марти все починил. Это еще не конец Вселенной.

 «Никто» — «Кукрыниксы».