Централизованная библиотечная система городского округа Сызрань - Статьи

http://lib2.syzran.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=68		 Распечатать

Алексей Толстой и Самара

"...Лет с десяти я...":[Из автобиографии А.Н. Толстого]//Алексей Толстой и Самара:Из архива писателя.-Куйбышев:Кн. изд-во, 1982.-С.26-27


Толстая А.Л, Толстой А.Н. - Бострому А.А.:[Письма из Сызрани]//Алексей Толстой и Самара:Из архива писателя.-Куйбышев:Кн. изд-во, 1982.-С.126-169      



…Лет с десяти я начал много читать — все тех же классиков. А года через три, когда меня с трудом {так как на вступительных экзаменах я получил почти круглую двойку) поместили в сызранское реальное училище10, я добрался в городской библиотеке до Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн Рида и глотал их с упоением, хотя матушка и вотчим неодобрительно называли эти книжки дребеденью.

10 1897/98 учебный год А.Н. Толстой учился в 4-м классе Сызранского реального училища.
ТОЛСТАЯ А. Л., ТОЛСТОЙ А. Н.- БОСТРОМУ А. А.
26 августа 1897 г. Сызрань
Дорогой Лешурочка.
 мы и в Сызрани! Ехала я сюда с таким чувством, будто меня послали в ссылку, а теперь огляделась, устроилась — ничего1. Только не знаю, когда тебя увижу? Чать, выберешься поскорее? Без тебя очень, дорогой мой, скучно и тошно.
Ехали мы отлично. На пароходе нам встретился мой сызранский знакомый Синявский и еще целая компания едущих в Сызрань. С Синявским я много разговаривала, и он мне очень понравился своим отношением к покойной тетке, Наталье Степановне, должно быть, он хороший человек2. В Сызрань приехали мы часов в 9 вечера и очень долго провозились с багажом. Проклятые извозчики совсем не умеют обращаться с вещами, уронили мою кровать и немного попортили сетку. Но это не мешает мне вполне наслаждаться на ней отдыхом, несмотря даже на скверный мочальный тюфячок, который лежит на ней. Вчера, в понедельник, мы встали очень рано, Леля сбегал к портному, живущему недалеко, и явился ко мне в форме. Портной сшил платье очень хорошо, сидит на Леле прекрасно, он в нем очень строен и красив, особенно с белым воротничком. Платье он бережет, и вчера, как пришел, тотчас снял его. Пришел домой из училища Леля такой усталый, что после обеда лег и заснул. У них занимаются по пяти часов в день. Француз3 его заставлял читать и сказал, что он будет хорошим учеником! Каково? Я смотрела по учебнику4, оказывается, мы с Лелей прошли даже больше, чем нужно. Ура! Только Леля уверяет, что ничего не помнит. Три дня праздника на этой неделе5 он употребит на то, чтобы подогнать товарищей. Учителя ему нравятся, говорит, что с ними весело заниматься и все понимает, что объясняют. Сегодня опять встали в 7 часов, в 8 — пили чай, и Леля поспешил в училище. Сегодня геометрия. Как-то он поймет первый урок? Без него прошли введение к геометрии, вчера я с ним читала его и сама не поняла одно место, а остальное он выучил. Далось ему легко: раз прочел сам, да раз со мной и потом сказал совершенно верно. Вчера же дома сделал алгебраическую задачу и говорит: каково, я еще кое-что помню!
<...> Я еще не успела купить себе Маркса 2-ю часть, Если хочешь, чтобы я тебя крепко, крепко расцеловала, то купи его мне6. Впрочем, тебя этим не соблазнишь, ты знаешь, что, как приедешь, и без Маркса, так все равно я тебя целовать буду, сколько влезет.
Вчера ходила в библиотеку, подписалась. Библиотека — жалостная, только что журналы есть, а остального очень жидко7. Хотела взять “Социологию” Спенсера — нет8. Читают все больше журналы. Взяла в руки “Самарскую газету” просмотреть, ан там мой рассказ, должно быть, разбили на три раза9. Дружочек, собери эти номера и спрячь ко мне в бюро.
Сейчас, проводивши Лелю в училище, ходила и смотрела Большую улицу, толкучку. Город — ничего себе, бойкий, торговый, все достать можно. Колбасная отличная (их несколько, но одна хороша). Даже аптекарский магазин есть, а это уже просвещение. По Большой улице постоянная езда, так что приходится привыкать к трескотне.
<...>Вчера нас кормили хорошо. Правда, очень просто, но провизия свежая, мясо отличное, обед не переварен, не пережарен и, кажется, будет разнообразие: вчера были котлеты с гарниром, сегодня — плов с курицей; только мне очень уморно ждать Лелю с обедом. Он приходит в половине третьего. Все животики подведет. Надо будет купить кофейник и по утрам пить кофе. Вот посмотрю, какое будет молоко, велела горничной достать горшочек в 5 копеек.
После усталости и мотанья я чувствую большую слабость и поэтому отлеживаюсь.
Дорогой Лешурочка, привези с собой твой патретик, а то очень без него скучно. Также в Лелиной библиотеке (правый шкаф, внизу) найди книгу “Рассказы для детей по Плутарху” или что-то вроде этого, там про разных древних римлян10. И еще Диксионеры, русский и немецкий11. <...>
Твоя Саша.
Повторяю свой адрес: Сызрань, Большая улица, №№ Маркова, № 3. Тург[енева]-Бостр[ом].
Дорогой папочка, 1000 раз целую тебя, приезжай скорей. Хожу 2-й день в училище, и все еще благополучно.
Твой Леля.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 22).
Несколько слов в конце письма А. Л. приписано рукой А. Толстого.
1 После того как в августе 1897 года А, Толстой при поступлении в 4-й класс Самарского реального училища “получил 2 из ариф[метики] и из р[усского] и т. д.” (А. Л. Толстая — А. А. Бострому. 20 августа. КЛМ, № 21Ц/2), мать повезла сына в Сызрань. С 25 августа 1897 года Алексей Толстой приступил к занятиям в Сызранском реальном училище, в котором учился 1897/98 учебный год.
Сызрань, основанная в 1683 году, с 1781 года — уездный город Симбирского наместничества, а затем Симбирской губернии. Находится на правом берегу Волги при речках Воложке, Крымзе и Сызрани. Главная улица — Большая, По переписи 1897 года, имела 32377 жителей.
Город вел значительную торговлю хлебом и славился своими мельницами, кожевенными заводами н кузнецами.
В 1897 году в Сызрани было 14 церквей, 2 монастыря, реальное училище (с 1873 года), женская гимназия, духовное училище, 3-классное городское училище, частная школа, 8 приходских школ, 2 церковно-приходские, начальная школа. Железнодорожная станция. Пароходная пристань.
2 Синявский Евгений Михайлович — редактор-издатель “Сызранского листка объявлений” (изд. с 1889 по 1906 год), владелец типографии, общественный деятель города.
3 “Француз> — преподаватель франц. языка Кленков П. Б.
4 “Я смотрела по учебнику...” — Речь идет об учебнике “Французский язык. Часть II” Кленце, употребляемом в 4-м классе реального училища.
5 “Три дня Праздника на этой неделе” — С 29 по 31 августа церковный праздник.
6 “...Маркса II часть”. — Речь идет о “Капитале” Карла Маркса. Сохранилась тетрадь А. Л., датированная 1897 годом, с выписками и заметками из этого произведения (ИМЛИ, № 6462).
7 В 1872 году по инициативе жителей Сызрани был проведен сбор пожертвований на создание городской публичной библиотеки, которая была открыта летом 1873 года. “За право чтения на дому всех находящихся в библиотеке изданий, кроме особенно дорогих иллюстрированных, которые можно рассматривать только в библиотеке, с каждого подписчика взимается в год — 6 рублей (Каталог Сызранской городской публичной библиотеки. Сызрань, 1897). В 1897 году библиотека имела 38 наименований ежемесячных журналов, 33 названия (разрозненные) — еженедельных. Худож., научно-попул. и др. литературы 2571 книга (из них для детей — 133 книги).
8 “Социология” Спенсера — работа Герберта Спенсера (1820—1903), английского философа и социолога, одного из родоначальников позитивизма.
9 Речь идет об очерке “Воскресный день сельского хозяина”, который был опубликован в 1897 году в трех номерах “Самарской газеты” (177, 183, 193).
10 “...найди книгу “Рассказы для детей по Плутарху” или что-то вроде этого...”. — Вероятно, имеется в виду один из сборников С. Н. Глинки (1776—1847), который в 1821 — 1823 годах издавал “Новое детское чтение” и “Плутарх для детей”.
11 Диксионер — словарь (лат).
 
ТОЛСТОЙ А. Н. - БОСТРОМУ А. А.
[29 августа 1897 г. Сызрань]
Дорогой папочка.
Мы сейчас получили твое письмо от зубного врача. Оказывается, что ему по нечаянности занес наше письмо почтальон, а он и распечатал его. Ученье мое идет хорошо, только вовсе меня не спрашивают. Мальчики в нашем классе все хорошие, не то что в Самаре, только один больно зазнается, сын инспектора, но мы его укротим. Подбор учителей там очень хороший, большей частью все добрые, и ученики их слухаются. Инспектор большой формалист и малую толику свиреп2. Только географ да ботаник больно чудны, а батька, вроде Коробки, сильно жестикулирует3. Математик там замечательно толковый и смирный4. Вообще это училище куда лучше Самарского.
Вчера весь день шел дождь и улица превратилась в реку. Жив и здоров. 100000 целую тебя
Твой Леля.
Изучаем геометрию, и я теперь очень горд, и [на] мелюзгу третьеклассников смотрю с пренебрежением.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 23).
Датируется по письму А. Л. Толстой - А. А. Бострому от 29 августа 1897 года; “Сейчас получила твое письмо от 28 августа из Самары. Как скоро дошло...” (КЛМ, № 211/3).
1 “..получили твое письмо от зубного врача”. — С июня по октябрь 1897 года в Сызрани во 2-м номере гостиницы М. М. Маркова принимал зубной врач Г. К. Крамер. Постоянного зубного врача в городе не было. Толстые, мать и сын, жили в 3-м номере.
2 Инспектором в 1897/98 учебном году в Сызранском реальном училище был Александров Александр Иванович.
3 Преподавателем географии был Иван Семенович Бронников, естественных наук — Николай Михайлович Романов.
“батька, вроде Коробки, сильно жестикулирует”. — Законоучителем в реальном училище был протоиерей Матвей Ефимович Ксанф.
4 “Математик там замечательно толковый и смирный”. — Речь идет о преподавателе математики Эммануиле Яковлевиче Вильковиском, имя которого будет неоднократно встречаться в последующих письмах.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
2 сентября 1897 г. Сызрань
Дорогой мой Лешурочка, дни мои проходят в том, что я сижу у себя в номере одна-одинешенька, поджидаю Лелю, читаю или работаю. Странно судьба складывается: точно мне суждено одиночество, мне, которую тянет к людям. А уж так тяжело одиночество полное, без тебя. Иногда вижу тебя во сне, будто я тебя потеряла или ты куда-то исчез. Читаю до боли в глазах. Журналы мне все кажутся такими пресными, наконец, добилась майскую книжку “Нового слова” и ожила: стало интересно, что ни статья, то забирает, положительно проглатываю книжку1. Как жаль, что Маркса у меня нет, я бы зачитывалась им в своем одиночестве, а теперь вижу во сне, что ты приезжаешь и привозишь мне Маркса. Когда-то это будет? т. е. что ты приедешь? Мне кажется, так давно, так давно я сижу здесь, а лишь вторая неделя идет. <...> Сегодня отыскала общественный сад с прекрасным видом на речку Сызрань, заливные луга, горы, Заречье. Буду ходить туда гулять, там воздух прекрасный, нет пыли.
Леля сегодня в училище сидел без обеда, главное за то, что забыл классную тетрадь для записывания уроков и отметок, а его как раз и вызвали на грех. Потом еще за то, что не послушался классного надзирателя и не застегнул шинели на улице и шел нараспашку, и за шалость во время урока 3[акона] Б[ожьего]. Последнее он отвергает, говорит, что шалил не он, а другие. До сих пор он еще не получил отметок, готовит же уроки легко и скоро, да и задают им не бог знает сколько, иногда даже время остается, чтобы читать и погулять. Геометрию он по книжке и не готовит. Учитель им диктует, они записывают, и он говорит, что остается не учить, а только повторить. С алгеброй похуже: не всегда может сделать заданную задачу. Один раз у товарища списал и сегодня не знает, как приняться, пошел к товарищу, чтобы вместе сделать. <...>.
Лелюша ко мне пристает, сделаю ли я ему мундирный сюртук. Принес правило, в котором сказано, что обязательно иметь две одежды — куртку и сюртук. А я и не знаю, насколько это обязательно. Конечно, если начальство будет требовать, да если у всех товарищей-одноклассников есть сюртуки, то надо будет сделать. А может быть, и обойдется. Крепко целую тебя, мое далекое сокровище. <...>
Леля тебя очень целует. Поклон Нат[алье] и всем.
Твоя Саша.
Целую тебя, дорогой папочка, чай, скучно тебе там, в деревне. Твой Лелек.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 21-1/1).
1 “...наконец, добилась майскую книжку “Нового слова...” — “Новое слово”, ежемесячный научно-литературный и политический журнал, (Петербург), в 1894—1897 годах изд. либеральными народниками, а с весны 1897 года — “легальными марксистами”. Печатались В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, сотрудничал М. Горький.
В майской книжке “Нового слова” за 1897 год на с. 25—60 под псевдонимом К. Т-на опубликована работа В. И. Ленина “К характеристике экономического романтизма. Сисмонди и наши отечественные сисмондисты” (Продолжение, 1-я часть — в апрельском номере).
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[2 сентября 1897 г. Сызрань]
Милый папочка.
Нынче сидел без обеда за то, что позабыл дома журнал, и за то, что с расстегнутой шинелью ходил. Александров1 — порядочная скотина. Уроки задают все легкие, и учиться легче, чем дома, только надо дисциплину соблюдать. Кажется, что на днях хотят сделать прогулку, но об этом ходят только смутные слухи. В большую перемену играют во дворе в лапту, и с нами учитель гимнастики Владимир Германыч2. Нынче прошли с Софотеровым3 на Сызранку и популяли каменьями. Напишу письмо да сяду за фран. перевод. Скоро ли, папочек, у нас Александров сменится, пожалуйста, скажи ему, чтобы он ушел, а то все смирные, а он один злой.
Прощай, дорогой папочек. 10000 раз целую тебя. Не скучай, а приезжай скорей.
Твой Лелька.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 24).
Датируется по письму А. Л. Толстой А. А. Бострому от 2 сентября 1897 года. “Леля сегодня в училище сидел без обеда, главное за то, что забыл классную тетрадь для записывания уроков...” (КЛМ, № 211/1). Отправлено 3 сентября матерью, ею в конце письма сделана приписка: “3 сент. Сижу одна и думаю о тебе...”.
1 “Александров — порядочная скотина...” — Имеется в виду исп. обяз. инспектора училища А. И. Александров.
2 “учитель гимнастики Владимир Германыч” — В. Г. Гартман.
3 Софотеров Борис — одноклассник А. Н. Толстого, сын нотариуса, потомственного почетного гражданина Сызрани, гласного думы Василия Львовича Софотерова.
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[9 сентября 1897 г. Сызрань]
Дорогой папочка, что бы тебе приехать в эту ненастную погоду, а то мы с мамочкой совсем по тебе стосковались. Нынче с утра нездоровилось, и я не пошел в училище, зато написал сочинение по садоводству и переписал его. Ты, папутя, что-то мало пишешь, смотри, а то мы с мамой будем разводиться с тобой. Мама с часу на час все свирепеет, и если не часто писать будешь, берегись, мамон зубом загрызет...
Эти 2 праздника мне что-то нездоровилось, и я просидел дома да интересную книжку прочел. Напишу поподробнее с середины недели. У нашего ученика Щербакова помер отец, и он хочет, кажется, уходить из училища.
Милли трэ раз целую тебя
Твой Леля.
Кланяйся там всем, кроме Ст[епаниды]. Приедешь— не позабудь привезть словари, а в Самаре взять А[лек-сея] Тол[стого] и Дикк[енса]- у Лисина1 и привези их сюда.
Твой Леля.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 25).
Датируется по письму А. Л. Толстой от 9 сентября 1897 года, к которому приписано отчиму рукой А. Н. Толстого.
1 Лисин Ф. Д. — переплетчик в Самаре, мастерская которого в 90-е годы XIX в. помещалась на Сокольничьей (ныне Ленинской) улице в собственном доме (Календарь и памятная книжка Самарской губернии, 1896. Реклама, с. 25).
 
ТОЛСТАЯ А. Л. - БОСТРОМУ А. А.
[16 сентября 1897 г. Сызрань]
Дорогой мой Лешурочка, спасибо тебе за длинное письмо, спасибо, что и о хандре говоришь, у меня было такое ощущение, когда я его читала, точно я тебя послушала. О Леле не беспокойся, дело поправилось, я им очень довольна. Во-первых, он получил из истории 5, а из немецкого 4+, во-вторых, он очень старается, уроки стал учить добросовестно, совершенно не так, как прежде, не отстанет, пока не выучит, а если уроков много и трудные, то встает в шесть часов, чтобы подзубрить. Нет, он очень мил, и на него нельзя жаловаться, и неудачу первой недели нужно объяснить тем, что он еще не приспособился. Из алгебры еще ничего не получил на этой неделе, но задачки, которые ему задают на дом, теперь все делает и очень скоро, геометрию также, кажется, хорошо понимает, и если что не поймет, мы вместе кое-как добираемся. Нет, по всему видно, что в классе он внимательно слушает. Вот посмотрим, что будет, когда математик вернет тетради с классными упражнениями. Их в классе заставляли делать задачи, Леля говорит, что сделал. Он еще даже товарищам помогает, сделает алгебраическую задачу и понесет к Софотерову, товарищу, который живет напротив нас. Бедный мальчик, ему, верно, предстоит общая с нами участь: не находит он себе товарищей по душе, он льнет к людям, а они не платят ему тем же. Он ищет душевности, которой никто ему дать не может. <...> Ах, Лешурочка, как я тебе благодарна за надежду на свидание. Я просто ожила. Буду ждать тебя. В воскресенье и субботу у нас здесь была страшная дряпня: дождь, слякоть, теперь разведрилось и, кажется, хочет установиться хорошая погода. Дорогой мой, как жаль мне, что у тебя нет людей, которые бы тебя приветили. Тейсы1 и со мной были почти такие же, хоть и изъявили сначала радость при встрече, а потом закисли. Мне кажется, в них всех сказывается чрезмерное нравственное и физическое утомление после пережитых впечатлений 2-месячной Надиной болезни. Подумай только, 2 месяца! Несколько раз они почти ее хоронили. Поневоле равнодушным ко всему на свете сделаешься. А компания Тимофея Ивановича2, наверное, тебя буржуем считают, да и как им не считать по всей внешности. Боюсь я, не повредила ли тебе в их глазах моя статья “Воскр. Д[ень] С[ельского] Х[озяина]”3. Они могли вообразить, что я с тебя портрет срисовала, а кто же знает, что это неправда. Это наше роковое положение помещиков, землевладельцев, которые идеей от своего класса отстали. Но поди рассказывай всем и объясняй, кто же поверит, когда мы изо всех сил хлопочем, чтобы доходы получать. Это роковое противоречие, а из таких противоречий жизнь состоит. Вот этот классовый вопрос и мучит меня теперь. Надеюсь, что я о нем найду у Маркса что-нибудь или у марксистов “Нового Слова”. Мне страшно жаль, что я не в состоянии была дочитать первую часть Маркса, мне осталось две главы, и я боюсь, что это сделает пробел при чтении 2-го тома. <...>
Писать я теперь ничего не могу, в голове хаос какой-то из взбудораженных мыслей, надо, чтобы все улеглось и вылилось в какие-нибудь формы. Хотя Маркса нам понимать не трудно, т. к. наше мировоззрение не так-то уж далеко от него стоит, но есть некоторые идеи, которые производят ломку. Или я еще их недостаточно понимаю? Или, может быть, превратно? А в наши годы всякая ломка тяжела... <...>
Лешурочка, нам приходится довольствоваться друг другом. Не так ведь это уж страшно. Есть люди, которые никогда, никого возле себя не имеют. Это страшно. Вот почему я и тяну тебя за собой в Маркса. Страшно уйти от тебя куда-нибудь в сторону, заблудиться без друга и единомышленника.
В Самаре найди Слонимскую Эрнестину Осиповну4, ты с ней будешь себя хорошо чувствовать.
Крепко целую тебя, мое сокровище, жду тебя с нетерпением. По вечерам долго не сплю, стук подъезжающего к подъезду экипажа баламутит меня. Будь здоров, моя радость.
Твоя Саша.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 5525).
1 “Тейсы”. — Имеются в виду Аделина Владимировна и Владимир Владимирович Тейсы, у которых в 1897 году очень сильно была больна дочь Надя.
2 Тимофей Иванович — фамилии установить не удалось.
3 “Воскресный день сельского хозяина” — очерк А. Л. Толстой, Опубликован в “Самарской газете”, 1897, № 177, 183, 193 (17 августа, 24 августа и 7 сентября).
В главном герое очерка, в помещике Булатове, А. Л. показала “человека, мечтающего об общем благе”, а превратившегося в “узкого хозяина”. Многие из знакомых семьи считали, что прототипом Булатова является А. А. Бостром. А. А. пишет в письме к жене: “Сашунечка, как многие скандализированы твоим рассказом “Воск[ресный] день сель[ского] хоз[яина]”. То есть, главное — за меня. Думают, наверное, что я рву и мечу” (10 сентября 1897 г. КЛМ № 388).
4 Слонимская Эрнестина Осиповна (Эстер Ошаровна) — акушерка в 3-й части Самары (Садовая ул., дом Яворского).

 

ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[Между 16 и 20 сентября 1897 г. Сызрань]
Дорогой папутя!
Какая погодка стоит хорошая, просто прелесть, чай, как тебе-то радостно. У нас, папутя, два новых учителя, русак да рисовальщик1. Нынче спрашивал меня русак из синтаксиса. Я ему стал отвечать и ответил, а как стал к концу книжки подъезжать, так я сказал, что, мол, я по книге не учил и ваши, мол, детали не знаю. Мы третьеводни получили с Абрамовым2 по геометрии по троечке.
Учусь я, тятяка, играть на флейте и почти гамму знаю, только си да фа не дается3. У Александровых4 горе, да ну, черт ее знает, кто умерла.
Миленький мой папутя, нынче видел тебя во сне, что ты приехал в Сызрань и мы какую-то колокольню смотрели.
Дела идут слава Богу.
100 10000 целую тебя.
Твой Леля.
Кланяйся всем и Копчику.
Печатается по подлиннику (К.ЛМ, № 26).
Датируется по письмам А. Л. Толстой.
В письме к А. А. от 16 сентября 1897 года (КЛМ, № 5525) она сообщает: “...В воскресенье и субботу (13 и 14 сентября. — М. Л.) у нас здесь была страшная дряпня: дождь, слякоть, теперь разветрнлось и, кажется, хочет установиться хорошая погода... Жду тебя с нетерпением...”
3 октября (КЛМ, № 5534): “...Вот уже две недели как ты уехал. (Об Алексее. — М. Л.),. ...Учится играть на флейте, но домой ее больше не носит...”.
1 “...два новых учителя, русак да рисовальщик...” — Первые недели русский язык вел Владимир Михайлович Анисимов, сменил его Александр Гаврилович Шапошников; рисование начал вести Петр Васильевич Зимулин, сменил его Николай Васильевич Бовин.
2 Абрамов Степан — сын Александра Федоровича Абрамова, учителя рисования и чистописания Сызранской женской гимназии.
3 “Учусь я, тятяка, играть на флейте...”.
В семи реальных училищах Казанского учебного округа, в их числе и Сызранском, велось обучение музыке на духовых и струнных инструментах, на рояле (ЦГИА, ф. 733, оп. 203, Д. 1128—1130).
4 “У Александровых горе...” — Во время приезда в Сызрань А. А. Бострома между 16 и 20 сентября (1897 года) А. Л. с сыном перебрались из номеров Маркова на квартиру к Александровым Антонине Николаевне и Ольге Николаевне. В письме от 24 сентября 1897 года (КЛМ, № 5526) А. А. Бострому А. Л. пишет: “... я очень рада, что ты меня поместил здесь... Хозяева хорошие, стараются, как бы нам лучше...”
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — ВОСТРОМУ А. А.
[1-я половина октября 1897 г. Сызрань]
Дорогой папутя.
Нынче получил домашние работы, писанные недели две тому назад. Ну, работы наши вышли неудачны. Только одному Абрамову поставили 4—, а то всем тройки да двойки. Мне тройку, а Софотерову единицу, так хорошо он подвизается. Третьеводни писали конспекты сочинения; нынче их читали и для образца выбрали Сысоевский и пополнили его из моего.
Я кончил рисовать шар. Теперь скучно будет так сидеть на уроках рисования; ну, наверное, скоро будем рисовать другую какую-нибудь вещь. Папутя, не позабудь, пожалуйста, вынести из моей комнаты, если ты ее только хочешь заколотить, порох и револьвер, а то они там заплесневеют. Да, там много книг и два гербария: мой и Ад[елины] Влад[имировны]'.
Пиши, пожалуйста. 100 раз целую тебя.
Твой Леля.
Приезжай скорей, пожалуйста, сюда.
Не давай обижать Копчика, а то я их....!!2.
Твой Леля.
ви-ви...... пи-пи
фр...... У-У
Я, играющий на флейте. Наглядное изображение.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 27).
Датируется по приписке м.атери к письму А. Н., содержание которой свидетельствует о том, что это ответ на письмо А. А. от 5 октября 1897 года.
А. А.: “...Еще какая-то перемена в Наталье, скорее в моем отношении к ней. Неприятна она мне, да и только...” (1897 г., 5 октября [Сосновка]. ИМЛИ, № 6330/42). А. Л.: “Если Наталья тебе противна, ну ее к черту, неужели здесь не найдем...” (КЛМ, № 27). В конце письма рисунок — сатирический автопортрет.
1 А. В. Тейс.
2 Копчик — любимая лошадь А. Н.

 

ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
[15 октября 1897 г. Сызрань]
Дорогой Лешурочка, что-то ты поделываешь. <...> Наша же жизнь течет себе помаленьку, только время что-то уж отчаянно долго без тебя тянется, кажется, будто уж недели две прошло с тех пор, как ты уехал, а поглядишь — только пять дней. Лелюшка в субботу получил две пятерки. Одну — за немецкий, а другую— из ест[ественной] ист[ории] и даже не за урок, а учитель рассказал в классе новый урок, заставил его повторить рассказанное и поставил пять. Им в училище объявили, что в воскр[есенье] дается малорос[сийской] труппой утренний спектакль для учащихся, а ради двух пятерок я Лельку пустила в театр. Он был очень доволен. В понед [ельник] у них был первый урок танцев. Леля ходил. Теперь он занят тем, как написать сочинение. Первое сочинение учитель у него зачем-то взял. Леля говорит, что ему хочется непременно хорошо написать, т. к. учитель сказал, что очень строго будет ценить сочинения и еще подзадорил тем, что сказал, что не надеется на то, что они напишут хорошо, т. к. они еще не писали сочинений. Писать его надо в пятницу, а вчера уже Леля сидел вечером над ним и все сердился, что у него фразы выходят неуклюжие, только это пустяки, фразы как фразы. Но я понимаю, ему хочется, чтобы очень гладко выходило. Вчера было очень тепло, и я пускала его гулять, т. к. заметила, что он вялый и утомленный, конечно, ему недостает воздуха и движения. Я заметила, что в те дни, когда их не пускают в перемену бегать на двор, он приходит усталый и без аппетита. Старается с уроками Леля очень, сегодня просил меня непременно разбудить в 6 часов, что я и исполнила, и с свечей повторял уроки. Теперь он особенно старается, т. к. кончается четверть и будут выдавать табеля. <...>
Крепко целую тебя, мое солнышко. Вчера гуляла по Большой улице и так живо представила себе, как мы с тобой тут вместе ходили, будто тебя наяву увидела.
И хорошо и грустно.
Твоя Саня
Леля в училище и, конечно, целует тебя.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 5530).
1 “...дается малороссийской труппой утренний спектакль...” — В последних числах сентября 1897 года в Сызрань прибыла труппа Товарищества русско-малорусских опереточных и драматических артистов под управлением К.П. Винникова-Мирославского, с 28 сентября начались спектакли (Сызранский листок обьявлений, 1897, 26 сентября, № 77).
 
ТОЛСТОЙ А. Н., ТОЛСТАЯ А. Л.- БОСТРОМУ А. А.
19 октября [1897 г. Сызрань]
Дорогой папунюшка.
Дела у меня идут хорошо, только вот письменные работы не удаются. Помнишь, при тебе я в классе писал теорему о внутреннем и вн[ешних] углах, ну и напутал, слава Богу, только троечку поставил; ну, а по-французски, по письменному, — два. На другой день после твоего отъезда я получил пять по ест [ественной] истории, после того только немец спрашивал1, один раз — четыре, кажется, а другой — пять. У нас не ходил Великовицкий2, и мы устроили прогулку вместо его урока, наш и первый класс. Ходили за город, переходили бегом через овраги, ужасно весело, потом мы с Уразовым подрались, и я ему расквасил губу. Потом были в театре на хохлах, ну, ничего, сошло, посмеялись, а пьеса глупая-преглупая3. 17 ходили маршем всем училищем в собор, якобы молиться, ну и, конечно, повеселились, посмеялись. Оттуда под духовую музыку кавалеристов шли уже врассыпную. Как в собор шли, так померзли порядком, а оттуда тепло было. Сейчас выучил стихотворение “Когда волнуется желтеющая нива”4. Эх, папутя, мы с мамуней мечтали уже на рождество к тебе... фю... мигого... мигого... Безобразничать бы стал, надзирателей нет, инспектора нет... чисто... ура!!!!!!!!!!!
Приезжай, папутя, скорей, пожалуйста, а то... у... Что-то я нынче все междометиями выражаюсь, ну да это все бы еще ничего!!
Приеду — кому-нибудь рожу расквашу. До свиданья, дорогой папутя; будь здоров. Мил-л... ионны раз целую тебя.
Леля.
Учим растрепретреклятую славянскую грамматику.
Дорогой Лешурочка, спасибо тебе за длинное письмо. <...> Я что-то нахожусь в унынии и скуке. Среда, в которой я нахожусь, уже не доставляет новых впечатлений и только понижает умственный кругозор. Удивительная моя судьба: не дает мне живой работы в руки, а заставляет меня приносить пользу только пассивно. Конечно, я приношу Леле пользу тем, что живу в Сызрани, удерживаю его от дурного, делаю ему семью, но... сама-то я ничего не делаю, живу изо дня в день и тупею. Удивительно, как здесь нет никакого умственного интереса. Толчков уму здесь, конечно, не получишь. В конце концов опять, вероятно, придешь к тому, что создашь себе искусственное одиночество, или будешь жить изо дня в день их жизнью. Писать ничего не могу, думать не могу, нет возможности сосредоточиться. И еще— комнатки так малы, что походить негде, а у меня глупая привычка, когда обдумываю что-нибудь, ходить по комнате. Воздух тяжелый и вовсе не тепло, топлю каждый день, а из дверей выдувает все мое тепло. Благо бы очень дешево жить стоило, и того нет. <...> Теперь несколько слов о Леле. Твое объяснение из геометрии он говорит, что сразу понял, и, кажется, действительно понял, не знаю только, насколько основательно. Сам он очень милый по-прежнему, но вот что замечается новое: он не дружит с товарищами 4-го класса, т. е. не подумай, что у них распри или неприятности, а просто он отшатывается от них, находит их скучными. Вместо того он сошелся с 5-м классом и больше всего с Сашей Добролюбским5, помнишь, который ему так нравился. Д [обролюбск]ий и мне очень нравится, но все они за какой-нибудь гимназисткой ухаживают. Рудницкий6 — тот даже прострелил себе руку в доказательство пылкой любви к гимназистке Емельяновой7. И Добролюбский за кем-то ухаживает, а главное, у них установился обычай ходить на Б[ольшую] улицу и гулять с гимназистками. Липа Д[обролюб]ская обещала Леле познакомить его с какой-то гимназисткой. Все это в порядке вещей, и, может быть, и наш Лелька будет бегать за гимназистками, годы свое берут, ему скоро 15 лет, и физически он почти складывается, но мне не хотелось бы встретить эту в нем перемену неприготовленной. И еще — когда с товарищами, он курит. Во всем этом я ему не препятствую, только говорю, что не хотелось бы, чтобы он привык курить и не желала бы, чтобы бегание на Б[ольшую] улицу повлияло на уроки. До сих пор он все мне рассказывает, и ничего нет в его рассказах, кроме ребячества, но... будущее покрыто неизвестностью, и недалеко то время, когда ребячество исчезнет и круги под глазами будут означать не простую усталость, а кое-что другое.
Наблюдаю, чтобы он не ходил по вечерам, чтобы вечера он был дома, чтобы готовил аккуратно уроки, и ни в чем остальном его не стесняю. Мне кажется, самое важное, чтобы он был откровенен и не боялся рассказать хоть не все, а важное. Мальчика возле материнской юбки ведь не удержишь, важно только, чтобы была семья, где бы ему было хорошо и где бы он находил ласку и поддержку. Важно также, чтобы товарищи были порядочные, а мне кажется, что Добролюбский порядочный мальчик.
Сокровище мое ненаглядное, видела тебя как-то во сне. Что-то ты поделываешь? Пиши. Крепко, крепко целую тебя. Будь здоров, думай обо мне, и я об тебе много думаю.
Твоя Саша.
Леля спрашивает меня: “Как тебе кажется мое письмо? Мне оно не нравится. Я как-то не умею писать хороших писем”. Это он про письмо, котор[ое] он тебе написал, Я отвечала: “Видишь ли. Твои прежние письма, котор[ые] ты писал мне в Киев, больше мне нравились. Они были твоего возраста. А теперешние письма моложе тебя, или ты старше своих писем. По ним тебе можно дать лет 12. А происходит это оттого, что ты их пишешь наспех. Пишешь отрывисто о событиях, ничуть не описывая при этом своих ощущений. В этих письмах тебя не видно”. Он подумал несколько минут и говорит: “Ну, послезавтра я еще другое, подлиннее напишу”. Потом еще говорит: “Никаких у меня умных мыслей в голове нет”. Право, он большой еще иногда ребенок.
Сочинение о садоводстве написал, я не очень-то им довольна, коротко, сухо. Я ему старалась дать побольше мыслей, но он вообразил себе, что сочинение должно содержать в себе голые мысли без деталей, без подробностей, и хотя я толковала ему, что в деталях-то иногда и заключается прелесть сочинения, и хотя он как будто бы и согласился, но убеждение его пересилило, и сочинение вышло коротко и сухо. Мне кажется, он не знает еще, что требуется от сочинений, ему кажется, что они должны быть нечто вроде научного конспекта. Он говорит мне: “Что ты мне говоришь все подробности, ты им дай основной план, а то в подробностях потеряешься и мысли не заметишь”. Конечно, это неуменье разобраться в том, что должно быть главным и что должно служить украшением, и неумение расположить соответственно этому части сочинения. Конечно, это дается навыком. <...>
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 28).
1 “...немец спрашивал”. — Учитель немецкого языка Юлий Адамович Вихман.
2 “...не ходил Великовицкий”. — Неправильно написана фамилия учителя математики Э. Я. Вильковиского.
5 “...пьеса глупая-преглупая...” — Вероятно, речь идет о драме в 5-ти действиях Л. Манька “Несчасне кохання”, которую привезла в Сызрань труппа Товарищества русско-малорусских опереточных и драматических артистов под упр. К. П. Винникова-Мирославского (Сызранский листок объявлений, 1897, 26 сентября, № 77).
4 “...выучил стихотворение “Когда волнуется желтеющая нива”. — Стихотворение М. Ю. Лермонтова.
5 Саша и Липа Добролюбские — дети Добролюбского Константина Дмитриевича, кол. ас., учителя, в 80-е годы — помощника классного наставника в Сызранском реальном училище.
6 Рудницкий — ученик 5-го класса реального училища.
7 Емельянова — ученица Сызранской гимназии, дочь судебного следователя, тит. сов. Михаила Михайловича Емельянова.

 

ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
23 Окт[ября] 1897 г. Сызрань
Дорогой Лешурочка, деньги у меня подходят к концу, хотя часы я не выкупила и портному еще не заплатила. Бог знает, как они, проклятые, плывут. Хорошо бы, кабы их не было. <...> Леля здоров. У него было 4 дня праздника1, в которые он шалберничал, уроков было мало, да, на беду, еще позабыл сделать корректум геометрической задаче. Вчера вечером, когда совсем спать легли, говорит: “Мама, а я ведь корректум-то позабыл сделать, я завтра в класс не пойду”. Но я ему объявила категорически, что этого не будет, чтобы он не по болезни уроки пропускал, и заставила его сегодня утром сделать задачу. Он сделал. Хорошо ли, дурно ли, не знаю, однако сделал, и в класс, кажется, не опоздал. Мне думается, если бы я с ним не жила и так строго бы за ним не следила, чтобы он делал уроки, он, в конце концов, изленился бы. Не приготовил бы урока, не пошел бы в класс и т. д. Многие плохие ученики так делают, и пример ведь очень заразителен. Эта мысль (что я ему полезна) очень утешает и поддерживает меня в нашей разлуке, А ведь как тяжко-то, особенно когда хотя немного нездоровится, чувствуешь себя такой несчастненькой. Лешурочка, с воскресенья, т. е. с 26 октября, я начинаю тебя ждать. Во-первых, я не намерена более 2-х недель терпеть разлуку, а во-вторых, ты должен денег привезти (авось это тебя подвигнет). <....>
Сегодня страшно холодно, ветер, мороз, а Леля все еще в летнем пальто: портной еще не мерил ему шубу. Хорошо еще, что тут так близко к Р[еальному] Уч[илищу]. Лешурочка, когда будешь нам посылать вещи, пришли ломберный стол, который стоит в Лелиной комнате. Леле не на чем чертежи делать, оба стола не годятся. Пожалуйста, дружочек, пришли нам поскорее все, что нужно, да не мешает прислать сметаны, да сливочек кипяченых, здесь молоко вздорожало (был падеж), корма плохие, коровы убавили. Крепко целую тебя, мое солнышко.
Твоя Саша.
Лелька целует.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 5531).
1 “...4 дня праздника...” — 3 дня — церковные праздники и 21 октября — день восшествия на престол царя Николая II.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. - БОСТРОМУ А. А.
29 окт[ября] 1897 г. [Сызрань]
Милый Лешурочка, Леля сегодня получил табель за четверть; вот он:3[акон] Б[ожий]—5, нем[ецкий] — 4, фр[анцузский] — 3, алгебра — 3, геом[етрия] —3, географ[ия] — 4, ист[ория] — 4, ест[ественая] ист[ория] — 5, черч[ение] — 3. Рисов[ание] —4. Средний вывод — 38/10. Внимание в классе — 4. Поведение — 5. Опрятн[ость] тетрадей — 4.
В среднем выводе до 4-х не хватает только 2/10-Лелька мечтает за следующую четверть получить 42/10, а за остальные 2 четверти по 4 и тогда, мечтает он, можно без экзамена перейти. Замечаешь, что тут нет русского языка, т. к. они долго по-русски не учились, а будь из русского 4, то общий вывод, пожалуй, был бы 4. Третьего дня из черчения Вильковиский поставил Леле 5 и собственно не за черчение, а за решение задачи геометрической. Учитель, объяснив им новую теорему, задал задачу на доске и вызвал желающего ее решить. Леля вызвался, решил быстро, т. к. в это время зазвонил колокольчик, объяснил ее и получил 5. Это очень утешительно, доказывает, что он начал осваиваться с геометрией. В понедельник он получил из истории 4 и из нем[ецкого] 4, а вчера из фр[анцузского] 3. Из языков он всегда будет получать плохие отметки за письменные работы. Леля был очень польщен тем, что Вильковиский, который вместе с тем их классный наставник, сказал им, что четвертый класс лучший изо всего училища по успехам.
Крымза замерзла окончательно, и я вчера отпускала Лелю на лед, но он не достал коньков и потому не пошел. Противная редакция, что бы ей прислать мне мои 20 руб.1, купила бы я Лельке коньки.
К Реутовской2 еще не ходила, а думаю вместо того познакомиться как-нибудь с Дряхловой3, учительницей гимназии, заведующей Воскресной школой, у нее собирается интеллигентное общество Сызрани, все учителя гимназии, Р[еального] училища и [духовной] Семинарии. Может быть, как-нибудь удастся.
Купила дров еще два воза, попались недорогие. Холод у нас страшенный, ветер и пыль. В комнатах топлю каждый день и ничего, довольно тепло. <...>
Лешурочка, я тебя жду скоро, так мне что-то сдается, что ты скоро приедешь, предчувствие есть. Крепко, крепко целую тебя, мое сокровище. В понед[ельник] жду от тебя цидулочки. Эту неделю пишу только один раз, ничего еще не накопилось. Будь здоров, мое солнышко, береги себя. Лелька тебя крепко целует.
Твоя Саша.
Открыла письмо, чтобы сказать тебе, что Леля получил из геометрии 4+.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 5532).
1 “...Противная редакция, что бы ей прислать мне мои 20 руб.”. — Редакция “Самарской газеты” долго не высылала А. Л. деньги за очерк “Воскресный день сельского хозяина”, опубликованный в “С. г.” (№ 177, 183, 193).
2 “...К Реутовской еще не ходила...” — Имеется в виду Реутовская Лариса Аристарховна — дворянка, вдова коллежского советника, председательница Сызранского комитета Симбирского местного управления Российского Общества Красного Креста, одна из попечительниц Сызранской женской воскресной школы. Ее сын Николай Кронидович Реутовский — коллежский регистратор, уездный предводитель дворянства в Бузулукском уезде, редактор-издатель “Самарского вестника”.
3 “...познакомиться как-нибудь с Дряхловой...” — Дряхлова Анастасия Степановна — выпускница Бестужевских Высших женских курсов, преподавательница истории и географин Сызранской женской гимназии, учредительница и заведующая женской воскресной школой, основанной в Сызрани в 1890 году. (Мужская воскресная школа была открыта в Сызрани в 1897 году.)
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
5 [ноября] 1897 г. [Сызрань]
Дорогой Папутя.
Вторую четверть я занимаюсь лучше, у меня по математике 5, 4+ и 4, по русскому 4, по нем[ецкому] 4 и по фр[анцузскому] 3. Начали учить теорию словесности и нынче получил эту четверку. Приезжай, папутя, да подольше оставайся, а то, ишь, приехал, повернулся и уехал и как будто не был, а ты бы пожил с месяц, ну, это ничего.
Катаюсь я на коньках, достал старенькие, да все бы ничего, да на ноге плохо держатся. Учимся танцевать кадриль, а польку я уже ничего танцую. Десятого, кажется, будет вечер в гимназии, ну, мы и учимся, стараемся танцевать. Самый трудный для меня предмет, папуня, — это география и французский. По-французски писать больно трудно, а в среду — письменный, ой, жарко будет. А из географии трудно больно города учить и их и губернии показывать на карте. По геометрии теперь о параллельных линиях учим, ну, и все понимаю, а из старого, слава Богу, не спрашивает.
Будь здоров, дорогой, милый папутя, миллитриллион раз ц[елую] тебя.
Твой Алешка.
Не позабудь, пожалуйста, взять у Лисина мои книги и привезти их сюда.
Печатается по подлиннику (КУ1М, № 29).
При установлении месяца написания письма было использовано письмо матери от 29 октября 1897 года (КЛМ, № 5532) — “...Леля сегодня получил табель за четверть...” Следовательно, начало второй четверти, о которой идет речь в данном письме, — 5 ноября.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
8 ноября 1897 г. [Сызрань]
Дорогой Лешурочка,
Боюсь, что оставлю тебя без почты, но я в этом не очень-то виновата. В предпоследнем письме был такой ясный намек на то, что ты приедешь на этой неделе, и я тебя так ждала, но видно, ждать-то хуже, ты всегда невзначай приезжаешь, С Лелюшкой на этой неделе случались разные неблагополучия, и вся беда, кажется, в том, что инспектор о нем не очень-то хорошего мнения', а Леля вообразил себе, что инспектор к нему несправедлив и придирается. Вильковиский, Лелин классный наставник, сказал Леле, чтобы он вел себя лучше в классе, не то инспектор грозится ему сбавить из поведения. Леля был очень этим озадачен, пришел домой и жаловался мне на несправедливость инспектора. Вслед за тем на другой же день им всем инспектором было объявлено, чтобы реалисты не ходили на Крымзу и Ерик кататься на коньках. Леля пришел домой, сообщил мне этот приказ и сказал, что пойдет, в таком случае, кататься на речку Сызрань с товарищем Щербаковым. Я не препятствовала, потому что думала, что приказ именно такой: не ходить на Крымзу и Ерик. Леля отправился и был словлен инспектором с коньками возле Крымзы. Конечно, инспектор думал, что он идет именно на Крымзу. “Ну, теперь меня в карцер”, — объявил Леля. Я написала инспектору письмо, выясняя инцидент. На другой день получаю бумагу, в которой изображено, что меня приглашают в Р[еальное] Уч[илище] для объяснений. Конечно, пошла и имела объяснение с инспектором. Он жаловался мне, что Леля не слушается и делает напротив того, что велено, что в классе он однажды бросил губку через весь класс во время урока и на замечание, сделанное ему, ответил: “Мне лень было вставать” и т. д. Он также сказал, что не может оставить его без наказания, т. к. с его стороны было оказано явное неповиновение. Потом я ему откровенно поговорила насчет Лели, и мы расстались очень довольные друг другом. Мне вовсе не показалось, что он предубежден против Лели, но все-таки думаю, что в дурном мнении о Леле инспектора играет большую роль его сын. Леля его невзлюбил, и ты знаешь, как Леля может быть неприятен и резок с теми, кого он не любит. Леля был оставлен без обеда на один час, думаю, что если бы не было объяснения с моей стороны, то он был бы посажен в карцер. А вчера он получил “2” из географии, хотя хорошо знал урок, но не знал показать городов на карте. Впрочем, учитель сказал ему: “В след[ующий] раз я вас спрошу, и, если вы хорошо будете знать, — поставлю вам хорошую отметку. В прошлую четверть вы хорошо у меня учились”. Еще ожидается двойка из фр[анцузского] за письменную классную работу. <...>
Сокровище мое ненаглядное, что-то у меня по тебе сердце болит. Когда-то мы свидимся и надолго ли?
Крепко, крепко тебя целую и жду с нетерпением.
Твоя Саша
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6311/67).
1 “...инспектор о нем не очень-то хорошего мнения...” Имеется в виду Александров Александр Иванович.
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[20 ноября 1897 г. Сызрань]
Дорогой Папутя.
Мамуня сейчас прочла твое письмо мне. Я думаю, что это правда, что мало можно найти хороших качеств в крестьянах, но это ведь недостаток развития. У них нет других интересов, как в праздник нарядиться и вечером побегать за девками. Например, возьми Колю Д[евятова]1. Он уже все-таки получил большее развитие, чем другие мальчики, ну зато он и менее обращает внимание на одежду и не бегает за девками. Да эти же черты встречаются и у реалистов. Шленданье по Большой улице за барышнями есть почти то же, только у нас есть все-таки доля рыцарства, чего у крестьянских парней и в помине нету. Года три тому назад реалисты подставляли гимназисткам ножки, а крестьянские ребятишки действуют немного иначе: прямо толкнут в снег: “эдак-де сподручнее”. Знаешь, папуня, по-моему, реалисты здесь ничегошеньки не читают, и не читали, и о литературных вечерах, по-моему, и думать нечего. Впрочем, может быть, они читают, да я с этими незнаком, но только знакомые мне реалисты ничего не читают, это я могу засвидетельствовать, нет, постой, есть один, — Софотеров2. Этот занимается этим, только, избави Господи, чтобы он сказал свое впечатление. Да и я, папа, мало читаю.
Ты верно сказал, что меня будут сторониться, я ни с кем не дружен, может быть, подружусь с Пушкиными3. Я думаю, что у меня такой характер дурной, или у реалистов, не знай. Благодарю тебя, папуня, за письмецо. Напиши еще. Целую тебя, дорогой папутя.
Твой Леля.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 30).
Письмо датируется по двум припискам матери к этому письму. Первая приписка не датирована, а перед второй стоит число 21 ноября. Начинается, вторая приписка словами: “Вчера была у Дряхловой...”.
1 “...например, возьми Колю Д...” — Имеется в виду Коля Девятов, сын В. Р. Девятова, друг детства А. Толстого.
г Имеется в виду Борис Софотеров, одноклассник А. Толстого.
3 “...может быть, подружусь с Пушкиными..,” — Имеется в виду семья Юрия Александровича Мусина-Пушкина (по документам он Георгий Александрович), дворянина, члена Сызранской уездной земской управы. У. М.-П. было 4 сына — Александр, Всеволод, Михаил и Борис, имена которых будут встречаться в последующих письмах. Со Всеволодом А. Т. учился в одном классе.
 
БОСТРОМ А. А. — ТОЛСТОЙ А. Л.
23 ноября 1897 г. [Сосновка]
Сашурочка, дорогая, жизнь ваша и моя входят, видно, понемногу в свою колею. Вы с Лелей “пустились в свет”, по твоим словам.
Я заперся в Сосновке. <...>
Ты пишешь: “Не будет ли Леля со стремлением к любви при трезвом направлении так несчастен, как мы никогда не были, утешаемые нашими иллюзиями?”
Я, Сашурочка, не могу себе представить, почему трезвое направление может усиливать несчастие. Я думаю, наоборот, что в этом его спасение. Ведь наибольшее несчастие бывает при разочаровании. А разочарование бывает тогда, когда человек узнает, что то, во что он верил, как в реально существующее, было только иллюзией.
Помнишь чьи-то часто цитируемые слова: “Самые горькие истины нам дороже нас возвышающих обманов” и т. д.1
Тепличные махровые цветы хороши больше для глаз посторонних зрителей, а им самим вряд ли хорошо. Подул ветер — и прощай цветок.
Человек, полный иллюзий, мне кажется очень похожим на красивый тепличный цветок. Аналогию можно провести и глубже.
Помещичья среда, теплая, приятная среда, основанная, однако, на чужом труде, имеет большое сходство с теплицей. Не думаю, чтобы эта среда обеспечивала своим питомцам счастье в жизни. Скорее — наоборот. <...>
В том, что Лелю тянет в среду “дворянскую”, — в этом я не вижу еще доказательства того, что долголетние социальные перегородки входят в природу человека. Может быть, это и так, но я думаю, что у Лели для этого есть и другие прецеденты.
И наша жизнь в Сосновке носит в себе следы барства. Но особенно сильное влияние имели на него поездки в Коровино. Там эта барская обстановка тем более привлекала его, что она обращалась к нему самой своей казовой стороной. Бабушка, дарящая 3-х рублевики; дедушка, с просиявшим лицом обращающийся к нему2. Все милые, ласковые лица тетушек. Общее благодушие при вкусном обеде и хорошей обстановке. Немудрено, что дворянская среда окружена для Лели известным ореолом. Помимо этого. Один Тургенев, да что Тургенев и Толстой, да почти вся наша литература в лице корифеев, — возводила дворянскую среду на известную высоту. Да ведь и то сказать. Много пошлых лиц знаем мы в этой среде, и все-таки она нам роднее, в ней чувствуешь себя более свободно. Может быть...
Написал и хоть бы зачеркнуть и то в пору.
Нет, зачастую в дворянской среде не чувствуешь себя свободнее. Хотя бы взять просто Беляковых3. Сидишь как на иголках; а еще более с николаевскими дворянами.
Интересно определить, что в дворянской среде есть хорошего, в общем, конечно, не в частностях. Кажется, не ошибусь, если сделаю такое сравнение. Это родное нам тепло и запах оранжереи.
Я рад, что Леля имеет возможность повеселиться в этой среде. Знать ее ему все-таки необходимо. Не думаю, чтобы он излишне увлекся этою средой. Его трезвость удержит от иллюзий. А, быть может, там он услышит музыку? Наконец, и отношения к барышням в порядочной дворянской среде лучше, чем в низших слоях.
Нежелательно только, это если в него вселится сословное чванство. Ну, авось общее рациональное развитие послужит коррективом. <...>
Сашунечка, предупреждаю тебя, милая, не введи такую норму, чтобы Леля думал, что он непременно пойдет куда-нибудь, если пригласят. Каждый раз его удовольствие должно быть результатом твоего отпуска, основанного на соображении многих обстоятельств.
До свиданья, дорогая. Напишу. Когда приеду, не знаю.
Целую тебя, мое сокровище.
Поцелуй Лелюшу. Ему — до следующей почты.
Твой Алеша Б [остром]
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6330/48).
1 А. А. Бостром в соответствии со своими убеждениями переиначивает слова из стихотворения А. С. Пушкина “Герой”: “Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман...”
2 “Бабушка, дарящая 3-рублевики; дедушка, с просиявшим лицом...” — Имеются в виду родители А. Л., Екатерина Александровна и Леонтий
3 “...хоть бы взять просто Беляковых...” — Беляковы Петр Афанасьевич и Софья Николаевна, дворяне, соседи Тургеневой Марии Леонтьевны; в 900-е годы П. А. был управляющий имением М. Л. Тургеневой, затем семья Беляковых стала ее компаньоном в открытой швейной мастерской и магазине по продаже готового платья в Симбирске.
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
25 ноября 1897 г. [Сызрань]
Дорогой папунюшка. Спасибо тебе за твои письмеца, что же ты еще не написал. Пожалуйста, пиши, ты так хорошо пишешь, точно говоришь, и так толково.
Обещание я стараюсь исполнять, и пока дело идет ничего. Географию я учу по твоему способу, т. е. рисую карту наизусть и выставляю города, и так легко запоминается. Вот только славянская грамматика тово... склонения все, да и требует строго, ну еще, слава Богу, не спрашивал. Геометрия тоже идет хорошо, все понимаю; к послезавтраму по ней трудный урок, но уже я половину осилил.
Вот как хорошо, что я познакомился с Бадигиными1, и М[усиными] Пушкиными2. У них по праздникам танцуют, ну и весело же бывает. Вот это, папуня мне нравится. Знаешь, так просто, по-семейному веселимся, никого не стесняемся. Я уже знаю кадриль, ленсие, па-де-катр, вальс в два па, польку и венгерский танец. Бадигины, дети, мне очень нравятся; они и Пушкины ничего, да только немного мягки, увалисты. Мамуня мне купила коньки в 1 р. 70 копеек. У Пушкиных подобие катка, я катался там раз, но он еще не кончен и не стоек, да у детей еще “жаба”3, так что мамуня меня не пущат. Приезжай, папутечка, поскорее, а то мамуня ругается, что ни слуху ни духу об нас. Она велела передать, что в Средне-Волжской области есть город Сызрань, в котором живут люди, которые ждут еще некоторых людей и умеют ругаться. 30000 миллионов раз целую тебя, дорогой папутя.
Твой реалист Сызранского реального училища Леля.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 31).
1 “...познакомился с Бадигиными...” — Бадигин К. А, врач в Сызрани, гласный Сызранского уездного земского собрания; Бадигина Е. Г., его жена, окончившая курс Киевской гимназии, некоторое время занималась чтением с младшей группой женской воскресной школы; с одним из детей Бадигиных А. Н. Толстой учился в одном классе.
2 О Мусиных-Пушкиных см. комментарий к письму А. Н. от 20 ноября 1877 года.
3 “...у детей еще “жаба”...” — Название нескольких разнородных болезней, в данном случае — ангина.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А.
9 декабря 1897 г. [Сызрань]
Дорогой папутенька, пишу тебе несколько строк, чтобы успокоить тебя насчет Лели. Жар у него спал, сегодня температура нормальная, опухоль желез тоже заметно спадает, краснота же в горле держится, но это не скоро пропадет. У меня вон до сих пор все горло красное и какое-то рыхлое. Усердно полощем горло, мажем гланды, принимаем хину и т. д. Сегодня Леля чувствует себя хорошо, только ослаб, конечно, и заниматься уроками не может, даже Диккенс ему не по силам, ничего не понимает. Лежит и читает Фенимора Купера. Твое письмо я ему прочитала, и, к моему изумлению, он его совершенно понял, лучше, чем предыдущие, слушал с большим вниманием, и очень ему понравилось. Только вчера говорит: “Мама, а ведь я папино письмо не помню, ведь у меня начинался жар, когда ты мне его читала. Напомни-ка мне в двух словах самое главное”. Я напомнила. “А, теперь вспоминаю. И о декадентах вспоминаю, почему они не пойдут по пути развития, потому что они не прошли прошедший прогресс”. Из этого ты видишь, что он занят идеями твоего письма. Вчера я ему читала вслух статью Ив. Иванова о Тарасе Шевченко. Статья, по обыкновению Иванова, слегка с философией, с обобщениями, с широкими взглядами, блестящая статья, написанная великолепным, почти поэтическим языком1. Леля с наслаждением ее слушал. “Читай, читай, пожалуйста. Только вот что, мамочка, беда: я забываю начало и все, что ты прочла, но так интересно слушать”.
Забывал он, конечно, потому, что был еще жар и еще потому, что я читала скоро, как для себя, не желая, чтобы он слишком напрягал голову, и, в-третьих, оттого, что было слишком для него много новых мыслей. Возможность слушать такую статью, конечно, явилась после чтения твоих писем. Лешурочка, не вздумай вскоре к нам приезжать, я боюсь, что ты заразишься. <...>
Крепко целую тебя, мое сокровище, будь здоров. Лелюша тебя целует 30 милл[ионов] раз <..->
Твоя Саша
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6311/71).
1 “...читала вслух статью Ив. Иванова о Тарасе Шевченко...”. Иван Иванович Иванов (1862—20-е годы) — русский историк литературы, театровед, критик. Профессор. Сотрудничал в журналах “Русская мысль”, “Северный вестник”, “Мир божий” и др. Придерживался в начале своей деятельности либеральных взглядов, с 1901 года перешел на реакционные позиции. Его речь “Шевченко в кругу народных поэтов”, прочитанная в публичном музыкально-литературном собрании Общества любителей российской словесности 3 апреля 1897 года, была опубликована в июньском номере журнала “Русская мысль” (1897, № 6, с. 137—154).
 
ТОЛСТАЯ А. Л. - БОСТРОМУ А. А.
12 января 1898 г. [Сызрань]
Я утешаю себя тем, что на будущий год нам удастся перевести Лелю в Самарское Р[еальное] У[чилище], и в Самаре мы чаще и дольше будем видеться с тобой.
Вчера (воскресенье) сидела вечером у Пушкиных1. Было совсем хорошо и свободно. Собираемся читать вместе, по воскресеньям устраивать чтения для детей, а на масленицу, в воскресенье, хотим устроить спектакль для детей. Кажется, остановимся на “Недоросле” Фонвизина. Тебе надо непременно устроить так, чтобы масленицу провести с нами.
Лелюшины уроки налаживаются понемногу. Вчера долго сидел над 3-мя задачами алгебраических уравнений, одну сделал сам, а две не выходили. Пошел к Пушкиным, и оказалось, что он сделал такую ошибку: помножение вместо сложения. “Это моя старая ошибка — на сколько и во сколько раз. Она меня и спутала”, — признался Леля. Со Всеволодом2 Леля все более и более сходится. Всеволод, кажется, очень способный, особенно к математике. Ведь ему скоро будет 13 лет, на два года моложе Лели, а учится лучше его и из алгебры получает пятерки, а Леля больше четверки, да и то, кажется, одну получить не мог. Правда, что у Пушкиных репетитор.
Еще раз крепко, крепко целую тебя, моя любовь. <...>
Твоя Саша
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6311/74).
1 “...сидела вечером у Пушкиных...” — Имеется в виду семья Г. А. Мусина-Пушкина.
2 “...Со Всеволодом Леля все более и более сходится”, — Имеется в виду Всеволод Мусин-Пушкин.
 
ТОЛСТАЯ А. Л., ТОЛСТОЙ А. Н.— БОСТРОМУ А. А.
18 января 1898 г. Сызрань
Мой дорогой Лешуреночек, как только ты уехал, я в такую злую грусть-тоску впала, что просто беда. Особенно меня тревожило то, что поднялась снежная метель. Пожалуйста, напиши, как ты добрался, не простудился ли. В тот же день я пошла в Р[еальное] Уч[илище] отнести деньги. В учительской встретила директора, инспектора и многих учителей. Директор был очень любезен и пригласил на предполагаемый литературный вечер в училище. А потом просил принять участие в кассе для вспомоществования бедным реалистам. Члены этой кассы делают годовой взнос в 6 рублей. Конечно, я сказала, что с удовольствием, но денег тотчас не дала, потому что с чем бы я осталась, и просила прислать устав общества. Леля объявил, что нужно за танцы заплатить 3-50, инспектор велел принести. Ну с чем я останусь?!. <...> После обеда в тот же день, только что я прилегла отдохнуть, пришла Пушкина звать меня в баню. Отправилась к ним в 6 часов, вымылась на славу в прекрасной бане, и вечер провела у них, читали пьесу, которую хотят ставить, — “Тайну старого замка”1. Детям очень понравилась, и я думаю, что пьеска веселенькая и не трудная, совсем без любовных сцен, с переодеваниями, бенгальским огнем и выстрелами, очень подойдет для наших воинственных мальчишек, а с “Недорослем”, с его тяжелым языком, им, пожалуй, и не справиться. Вчера мы с Пушкиной ходили в управу, слушать заседание окружного суда. Шло дело о поджоге в селе. <...> После заседания суда Пушкины позвали меня к себе обедать. Пушкин из управы зашел за детьми в училище и привел всю команду. Пообедав, Пушкин читал нам “Свадьбу Кречинского”2. Читал он хорошо, видно было, что он видел в этой пьесе первоклассных актеров. Очень хорошо читал он роль Расплюева (шулера) и Муромского (помещика). Пьеса чудесная, талантливая, если не сказать гениальная, удивительно, как автор, написав ее, не мог более ничего хорошего написать. Это чуть ли не единств[енный] пример в литературе. На Лелю она произвела сильное впечатление, и сегодня поутру он все вспоминал отдельные сцены и словечки Расплюева. Вечером я посидела у Мяновских3. Конечно, было довольно-таки скучновато, особенно после “Свадьбы Креч”. <...> Лелюша вчера занимался (после чтения) с товарищами с репетитором по геометрии. Его без тебя еще не спрашивали, и из географии не спросили. Сейчас пошел к обедне, а после обедни отправится к Бадигиным на урок танцев. Третьего дня сидела в библиотеке часа полтора, выбирала по каталогу книги, которые можно было бы читать детям вслух, но ни на чем не остановилась. Так трудно что-ни[будь] выбрать. <...>
Дорогой папутя. Я уж больно редко к тебе пишу. Раз собрался на днях, ты приехал. Вчера у Пушкиных мы с мамуней весь день просидели. Юрий Александрович читал “Свадьбу Кречинского”. Мне ужасно понравилась эта пьеса. Хохотали-хохотали. Потом мы с Борей4 дрались на настоящих шпагах, да таких тяжелых, что у меня и сейчас рука дрожит. По географии меня не спрашивали, да, кажется, и ни по чему не спрашивали. Вот и все новости. Нынче был у обедни и в соборе и у Николы, вот какой я шустрый. Сто миллионов раз целую тебя. Твой шустрый малый.
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6315/23).
1 “Тайна старого замка” — драма в 5-ти действиях, переделка Н. А. Молчанова (Николаева) (1877—1914). Каталог пьес членов общества русских драматич. писателей и оперных композиторов, основан. 21 окт. 1874 г. М.; типо-лит. В. Рихтер, 1914.
2 “Свадьба Кречинского” — комедия в 3-х действиях А. В. Сухово-Кобылина (1817—1903) (1-я часть трилогии; 2-я и 3-я части — “Дело” и “Смерть Тарелкина”). — Соч., 1854.
3 Маковские Александр Львович и Наталья Николаевна — хорошие знакомые А. Л. и А. А. В 1898 году они переехали в Самару, где Александр Львович занимал пост начальника Самарской судоходной дистанции Саратовского отделения Казанского округа.
4 “...мы с Борей дрались...” — Имеется в виду Борис Мусин-Пушкин.
 
БОСТРОМ А. А. — ТОЛСТОМУ А. Н.
25 января 1898 г. [Сосновка]
Лелюся, дорогой.
Как рад я, что вы весело провели вечерок с мамой у Пушкиных, как ты мне пишешь. Я уверен, что это будет хорошее знакомство и для тебя и для мамы. А то мамуня, бедненькая, все одна оставалась, когда ты уходил веселиться.
А я, Лешуня, радуюсь, что у меня оказывается лошадь, на которой ты, вероятно, с наслаждением покатаешься летом верхом. Это Сызранский серый. Просто представить себе трудно, как он преображается под верхом. Глаза горят, пляшет, а пустишь рысью, просто рысак. Не знаю, как будет скакать. А сидеть на нем, как в зыбке. Хочу назвать его: “Малек-Адель”1....
Будет о лошадях. Надо сначала перейти в пятый класс, да перейти постараться без экзамена. Вот тогда каникулы будут веселые.
Старайся, дружочек. И для каникул старайся, и еще больше для жизни. Кроме знаний, у тебя не будет ничего для борьбы за существование. Помощи ниоткуда. Напротив, все будут вредить нам с тобой за то, что мы не совсем заурядные люди. Учись, пока я за тебя тружусь, а если что со мной сделается, тебе и учиться-то будет не на что. Я не боюсь тебе это писать. Вспоминай об этом и прибавляй энергии для себя и для мамы.
До свиданья, дорогой мой Лелюша.
Целую крепко.
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6328/2).
1 “...Хочу назвать его Малек-Адель...” — Среди сочинений, которые писал Алеша Толстой при подготовке к вступительным экзаменам в реальное училище, было и “Лошадь Чертопханова”, написанное по рассказу И. С. Тургенева “Конец Чертопханова” из “Записок охотника”. (См. письмо от 24, 25 авг. 1896 года). Лошадь Чертопханова заали Малек-Адель. По цвету (серый), всему внешнему облику, характеру лошадь, приобретенная А. А., была очень похожа на чертопхановского Малек-Аделя, поэтому и получила это имя. Дословный перевод с тюркского “Малек-Адель” — справедливый царь. Это имя принадлежало историч. герою, сельджукскому царю средневековья (рубеж XII—XIII вв.). Оно было использовано рядом писателей до Тургенева.
Малек-Адель — герой романа французской писательницы Софи Коттен (1770—1807) “Матильда, или Воспоминания из времен крестовых походов” (1805) — благородный и храбрый предводитель мусульман в борьбе с крестоносцами. Роман пользовался большой популярностью, переведен на многие языки, в том числе на русский, на котором он неоднократно издавался начиная с 1806 года.
Малек-Адель упомянут в пушкинском “Евгении Онегине” (гл. III, строфа IX).
По свидетельству Загоскина, русские дамы “бредили Малек-Аделем, искали его везде” (“Рославлев”, ч. 1, гл, 1). Дважды обращался к этому имени и Тургенев. См. упоминания о Малек-Аделе в повести Тургенева “Первая любовь” (гл. XIV).
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[29 января 1898 г. Сызрань]
Миленький папутя, сейчас ходили получать твое заказное письмо. Мамуня страх как беспокоилась, все думала, что ты замерз, даже две ночи не спала. Я, папутя, теперь, кажется, порядочно учусь: по геометрии у меня сперва тройка, потом — четверка, а потом — пятерка; по-французски, по алгебре, по географии, по-немецки — все четверки, только по истории тройка. С инспектором у нас тоже лады. Со Всевкой Пуш[киным] мы малую толику поругались. Учусь играть на бильярде и оставил раз Мишу Пушкина, потом — Борю. Хотим на масленицу давать спектакль, но никак не придумаем. То пьеса нехороша, то актеры отказываются.
Сызранские сплетни: 21 января 1898 года в городе Сызрани совершилось замечательное событие — Уткинская свадьба. Об этой свадьбе наши хозяева чуть ли не с прошлой весны трещали и все придумывали себе прически, и, наконец, разрешилось. Ну, теперь до следующей весны у них будет неистощимая тема для разговоров.
Ты, папутя, Малек-Аделя1 Медведеву2 не уступай, хоть он тут бесом бесись.
Папутя, мы начали учить беспозвоночных, ну, а Износков (учебник)3 такая дрянь, такое го... ух, индо. Ничего там нет. Только, видишь ли, описан внешний вид, а про внутреннее строение ничего не сказано. А во всей Сызрани нет другого учебника, так ты мне купи, пожалуйста, в Самаре Ясинского, о беспозвоночных4. Еще привези мне из Сосновки гири для гимнастики. Наталья5, наверное, знает, где они.
Задали нам сочинения на все остальное время учения. Мамуня заказала мне тетрадь, и я начну их писать вскоре. К следующей среде задано переложение “Полтавского боя” Пушкина. Из географии мы проходили Сибирь. Из алгебры — уравнения с двумя неизвестными. Из истории начали уже Среднюю.
10000000000000000000000000000 раз целую тебя.
Бостром Леля
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6315/24).
Датируется по приписке А. Л. к письму сына: “...уехал ты 16-го, а первое твое письмо я получила 29-го. Завтра две недели как ты уехал...”
1 См. комментарий к письму А. А. от 25 января 1898 года.
2 Имеется в виду Медведев Федор Степанович. В письме А. А. от 25 января 1898 года — “Медведев сел на него [Малек-Аделя] да и не хочет слезать. Федор Степанович уже заикался отбить его у меня...” (ИМЛИ, № 6328/2).
3 “...Износков учебник такая дрянь”. — Износков Н. “Естественная история, зоология, ботаника и минералогия”.
4 4-й класс Самарского реального училища занимался по учебнику Яссинского “Зоология, часть II”.
5 Наталья — экономка А. А. Бострома в Сосновке.
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
[20 февраля 1898 г. Сызрань]
Милый папутя.
Вчера совершилось великое переселение народов1. Переехали мы, и все остались довольны. Анютка2 чуть ли не больше всех. Нынче мы с Артемом3 ездили на базар покупать табуретки, скамейки, и я просто окоченел, насилу доехал. Натопили мы печку в моей комнате, у мамочки жарко, а у меня на кровати так и подтекает. Пришлось отставлять кровать от печи. Мы с мамочкой хотим кресла обивать и лаком покрывать. Миленький папутя, извини, что мало написал. Артем с мамой уж идут и меня ждут. Я, папутя, оттого так нескладно пишу, что сейчас со сна и никак глаза разодрать не могу.
Целую тебя
Твой Леля
Ученье идет ничего. Получил по черчению 5. Пожалуйста, сними со шкафа ружье, а то оно там заржавеет.
Кланяйся всем.
Печатается по подлиннику (К.ЛМ, № 32).
Датируется по письму А. Л. от 20 февраля 1698 года. “...Он (Леля) не пошел в училище, т. к. вчера целый день была сутолока по случаю переезда, н он не успел приготовить всех уроков...” (КЛМ, № 212/3).
1 “...великое переселение народов...” — 19 февраля 1898 года А. Л. с сыном переехали от Александровых в дом Белопухова на Симбирской улице.
2 Анютка — девушка, единственная помощница во всех хозяйственных делах А. Л. в Сызрани с декабря 1897 года.
3 Артем — кучер из Сосновкн, который привез А. Л. мебель и продукты.
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
24 февраля 1898 .г. [Сызрань]
Дорогой папутюшка.
Приехал к нам попечитель, сердитый, не подходи1. Борода, что у морского царя, врозь торчит, на носу золотые очки и со звездой на боку. Иван Николаевич2 перед ним лебезит, расстилается, а попечитель на него смотрит с высоты своего величия. Инспектор у нас не ходил с недельку, то-то приволье было: Иван Николаевич смирный - разсмирный. А тут при попечителе Ал(ександр) Ив(анович)3 совсем взъерошился, ходит и орет, что силы есть. Вчера немец, а нынче Батюшка поставили мне по пятерочке. Только, папуня, у нас была диктовка на окончания “ишь” и “ут”, ну я первую и половину второй страницы накатал без помарочек, а в самом конце сделал на это правило 7 ошибок, ну мне и поставили пару. Вчера мы с Абрамовым у меня с 6 до половины 12 сидели за уроками. Абрамов прелесть как прилежно учит. Потом (он у нас ночевал) мы встали в 6 часов и опять за повторение. Ну, не даром, значит, учили. Нынче батюшка читал евангелие у нас на молитве при попечителе и так трусил, что у него и голос, и руки, и ноги дрожали.
Мамутя что-то расхворалась, маленький жар и горло болит, это с этой перевозкой. Кресла я выкрасил в черную краску, а мамуня обила так, что фу-ты-ну-ты. Вчера вечером сидели у нас Мяновские4. Наталья Николаевна принесла маме на новоселье хлеб-соль.
Александровы окрестили нас татарами5, а Анютка в пылу негодования Ол[ьгу] Ник[олаевну] — Иудой.
Квартирка у нас прелесть какая удобная. А уж как хорошо на своей кровати спать!
100000000000 раз целую тебя.
Твой Леля.
Напиши мне, пожалуйста.
С Всевой у нас состоялось полное примирение на письмах, так как он болен и ходить мне к Пушк[и-ным] нельзя.
Пожалуйста, папуня, вели снять ружье с красного шкафа и поставить в комнату, а то оно заржавеет.
Печатается по подлиннику (КЛМ, Ха 33).
1 “...Попечитель сердитый...” — Почетным попечителем Сызранского реального училища в 90-е годы XIX в, был купец Чурин Степан Григорьевич.
2 Иван Николаевич — директор Сызранского реального училища Иванов Иван Николаевич.
3 Александр Иванович. — Имеется в виду инспектор реального училища Александров А. И.
4 Мяновские. — См. ком. к письму от 18 января 1898 года.
5 “...Александровы окрестили нас татарами”. — Имеются в виду О. Н. и Ант. Н. Александровы, хозяева квартиры, в которой жили Толстые в Сызрани 1-е учебное полугодие. А, Л. в письме к А. А. Бострому от 24 февраля 1898 года просит мужа привезти “2 образка попроще. Необходимо, а то и так Алекс[андровы] нас зовут татарами” (ИМЛИ, № 6311/78).
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
[8 марта 1898 г. Сызрань]
Дружочек мой, с тех пор, как ты уехал, уже было несколько событий в моей обыкновенно такой однообразной жизни...
Вчера я была очень удивлена и обрадована приездом Коли Шишкова1. Он едет из дома в Петербург по своим делам, дорогой встретился на станции с Верой2, узнал мой адрес и заехал на три часа до поезда. Он был очень мил и сердечен, как прежде, в старые времена нашей дружбы. Я вдруг в нем узнала прежнего друга Колю. Лелька, конечно, так в него и вцепился и из-за этого уроки не приготовил. Но что делать, такие свидания редко случаются.
Коля мне рассказал о Лелином деле3. Он ведь был на депутатском собрании, когда дело решалось, и с Чемодуровым4 вдвоем дали такой оборот делу, чтобы мне было отказано большинством двух третей голосов, чтобы мне можно было жаловаться в Сенат5. Иначе выходило, что большинство было за меня, но не двух третей и дело [бы] оставалось в неподвижном состоянии. Коля очень удивился, когда я сказала, что ничего еще не сделано мною по этому делу и советует времени не терять и подавать просьбу в Сенат. Только мне надо получить бумагу предводителя6, которую ты все забываешь мне привезти, и надо попросить какого-нибудь адвоката написать просьбу. Мне следовало бы для этого съездить в Самару и посоветоваться с Хардиным, или с Львовым7. <...> Коля меня спросил, есть ли у меня доказательство о том, что графу было известно рождение сына (на всякий случай), и, когда я сказала о письмах, он сказал: “Больше ничего не нужно”.
Коля мне сказал, что в январской и февральской книжках “Вестника Евр[опы]” за 1898 год появилась повесть (название не знает), подписанная Гр. Е. В. Т. н будто бы это произведение Лили8. Это он знает от Батюшковых9, которые видятся с Верой Львовной10. Повесть, будто бы, очень талантлива, неизмеримо выше “Молчальника”1, но сюжет очень рискованный, который заставляет сомневаться, что ее писала молодая девушка. Особенно поразительна психология старика — мужа, женатого на молодой девушке, влюбленной в пасынка. Сюжет трактуется так смело, что трудно предположить, что писала девушка, но, будто бы, Батюшковы утверждают, что Лиля и есть автор этой повести. Лиля живет в Москве у бабушки12, но пользуется полной свободой, делает что хочет, едет куда хочет и бабушкой не стесняется. Если это так, почему она обо мне не вспомнит? Или жизнь ее так полна и так кружит ее, что ей не до меня? Как бы я хотела что-нибудь знать о ее жизни. <...>
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6311/79).
Датируется по последней фразе письма и приписке: “...Припишу еще в этом письме, когда буду его посылать. 9-го. Артемий приехал 7-го вечером...”
Письмо не закончено.
1 “...обрадована приездом Коли Шишкова”. — Имеется в виду Н. А. Шишков. См. комментарий к письму А. Л. — А. А. 25—26 ноября 1891 года (ИМЛИ, № 6315/3).
2 “...встретился на станции с Верой”. — Имеется в виду Тургенева Вера Александровна, жена двоюродного брата А. Л. Тургенева Бориса Михайловича.
3 “...рассказал о Лелином деле”. — Несколько лет А. Л. добивалась определения Самарского дворянского депутатского собрания о причислении А. Толстого к роду его отца, против чего протестовал граф Н. А. Толстой. Вопрос был решен положительно 19 декабря 1901 года.
4 “...с Чемодуровым вдвоем дали такой оборот делу...” — Имеется в виду А. А. Чемодуров, тит. советник, губернский предводитель дворянства.
5 Сенат — в дореволюционной России государственное учреждение, на которое был возложен высший надзор и наблюдение за точным и единообразным выполнением законов.
6 “...надо получить бумагу предводителя”. —Предводитель дворянства в этой бумаге уведомлял А. Л. об отказе в записи Алексея в род Толстых.
7 “...посоветоваться с Хардиным или Львовым”. — Имеются в виду присяжные поверенные А. Н. Хардин и А. Н. Львов.
8 “...будто бы это произведение Лили”. — Речь идет о старшей сестре А. Н. Толстого Елизавете Николаевне. В “Вестнике Европы” за 1898 год (№ 1 и № 2) под псевдонимом Гр. Е. В. Т. (Все три буквы входят в имя Елизавета. — М. Л.) опубликован роман в 2-х частях “Лида”.
9 Батюшковы — дворяне, Николай Дмитриевич — старшина Самарского биржевого комитета, его жена Надежда Васильевна — член дамского комитета Самарского местного управления Российского Общества Красного Креста.
10 “...видятся с Верой Львовной”. — Имеется в виду В. Л. Толстая, вторая жена графа Н. А. Толстого, урожденная Дроздова, по первому мужу — Городецкая. В. Л. -— член дамского комитета Самарского местного управления Российского Общества Красного Креста.
11 “...неизмеримо выше “Молчальника”. — Рассказ “Молчальник” за подписью “Графиня Е. Толстая” был опубликован в журнале “Русское обозрение”, 1896, ноябрь (т. 42). В “Рус. обозрении” (ежемесячный лит-политич. и науч. журнал, изд. в Москве в 1890—1898. Редактор — Д, Н. Цертелев, с 1892 — А. А. Александров) были также опубликованы рассказ графини Е: Н. Толстой “Самоубийца” (Рус. обозр., 1896, № 2), “Голубое пространство (Сказка о беспокойном кузнечике)” (Рус. обозр., 1897, №8), очерк “Вечерний звон” (Рус. обозр., 1898, № 1).
12 “...Лиля живет в Москве у бабушки...” — Имеется в виду мать графа Н. А. Толстого Александра Васильевна Толстая, урожденная Устинова.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
[12 марта 1898 г. Сызрань]
<...> Теперь о Леле. Сегодня за учением урока французского он по обыкновению был туп и сердился, но когда стал учить ест[ественную] ист[орию], то совсем преобразился, сделался весел, мил, умен и учил с таким увлечением, будто читал интересный роман. Увлекся до того, что читал даже то, что не надо к уроку. Говорит, что очень любит классификации, что это его конек, на котором он выезжает. Тут убеждаешься, что он далеко не плохо одарен способностями, но когда его сравнишь с товарищами, которые ровно, с одинаковым старанием и успехом учат все предметы, видишь его дефект. Что из этого будет в будущем, преимущество для него или потеря? Даст ли это ему возможность очень плодотворно заняться тем предметом, который ему нравится? По крайней мере, в школьной жизни пока это проигрыш. Он никогда не будет из первых. 11-го, вчера, поговорила с Лелей насчет его не духа при учении фр[анцузского] языка, и после этого он занимался со мной усердно и плодотворно. Слава богу, это не тупость. У него вчера было очень много уроков, особенно из фр[анцузского]. Он занимался целый вечер До усталости и сегодня утром, т[ак] что не успел тебе написать, в чем извиняется и просит тебя очень целовать. ...
Дружочек мой, крепко, крепко тебя целую и сильно надеюсь, что ты еще раз приедешь с нами повидаться.
Хотя тепло, но еще не настоящая весна, а скорее похоже на оттепель. Жду с нетерпением и жаждой.
Твоя Саша
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 211/4).
Письмо без начала.
Датируется по письму А, Л. от 9 и 10 марта 1898 года, в котором, как и в начале этого письма, идет оценка достоинств лошади, присланной А. А. Бостромом в Сызрань “...Есть у него вислозадость, свойственная часто рысистым лошадям...” (10 марта 1898 года. ИМЛИ, № 6311).
В следующем письме: “...При вторичном осмотре жеребца не в конюшне, а на чистом воздухе, когда он стоит на воле, я отказываюсь от своих слов о его вислозад ости...” (В начале данного письма).
 
ТОЛСТОЙ А. Н. — БОСТРОМУ А. А.
25 марта 1898 г. [Сызрань]
Милый папунюшка,
благодарю тебя за письмецо, сейчас получили. Ты, папочка, бери с собой пистолет, пожалуйста, а то тебя совсем волки съедят. Должно быть, как это красиво, при луне на полянке волки играют; я бы посмотрел. Эркмана я не читаю, потому что связался с “Анной Карениной”, надо кончить. Вчера прочел Эрк[мана] одну страницу: описание жителей и нравов до революции, исторические факты, а рассказаны интересно1. Со Всеволодом2 у нас вышла ссора, т. е, иначе он больно зазнается и к каждому слову придирается. Написал мне длиннейшее письмо, целую трагедию, такая глупость. Теперь мы дружим опять с Софотеровым3. У нас с ним, по крайней мере, одинаковые вкусы. Он думает приехать из именья ко мне в деревню на недельку погостить. Новая четверть уже началась, меня еще не спрашивали. У нас на улицах разливанное море. Овражки, как говорят, полны. Мы хотели с Соф[отеровым] на страстную сходить в Кашпир, в горы, да какое, тут. Я, папуня, все Софотерову расхваливаю Малек-Аделя, больно-де лошадь хороша: и красота, и побежка. И наговорил ему, что и дичи-то у нас много, и дудали,' и стрепета, и утки, ну, словом, расхвалил наши места в лоск.
Приезжай, папунюшка, на Пасху. Пожалуйста. Мы с тобой малую толику геометрию пройдем. 100001000 целую тебя.
[Твой] Леля
Печатается по подлиннику (ИМЛИ, № 6315/25).
1 “...Вчера прочел Эрк[мана] — одну страницу...” — Имеется в виду книга Эркмана — Шатриана, лит. псевдоним двух франц. писателей, работавших совместно, Эмиля Эркмана (1822—1899) и Александра Шатриана (1826—1890), в ряде произв. защищавших идеи Велик, франц. рев. (1789—1794). В “Каталоге Сызранской городской публичной библиотеки” за 1897 год есть несколько книг этих авторов. В письме, по всей видимости, идет речь о кн, Э.-Ш. “Повести и рассказы”. Спб, 1872.
2 “Со Всеволодом у нас вышла ссора...” — Имеется в виду В. Мусин-Пушкин.
3 “...дружим опять с Софотеровым”. — Речь идет о Борисе Софотерове.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
5 мая 1898 г. [Сызрань]
Дорогой Алешечка, я так была уверена, что ты приедешь в воскресенье, что не писала тебе.<...> Леля у меня немного похворал, у него была лихорадка, но я ее вовремя прервала. У них еще продолжаются занятия в училище, хотя неправильно, и вместе с тем я настояла на том, чтобы Леля уже готовился к экзамену. По правде сказать, целых два дня у нас шла канитель, пока я его убеждала, доказывала и сердилась, наконец, он убедился и подчинился. Теперь он занимается довольно усердно.
С деньжонками я устроилась: написала Аделине Владимировне1, прося выхлопотать в редакции за статью “Воскр[есный] День сельс[кого] хоз[яина]2, она, спасибо ей, прислала мне деньги. Пишет также, что “Павлик”3 будет помещен, только не знаю когда. <...>
Мне очень хотелось с тобой поговорить о важном предмете: о том, — отдавать ли Лелю здесь или переводить в Самару. Говорят, если переводить, то можно было бы не держать экзамен и перевести по годовым отметкам, как бы это было приятно для всех нас. А у меня скопилось много причин, по которым хотелось бы перевести его отсюда и, главное, — нелюбовь к нему инспектора.
Я разговаривала с его товарищем Софотеровым, и он мне много кое-что порассказал. Инспектор к Леле придирается, не любит его, и он у инспектора всегда во всем виноват. Всякий шаг Лелин, всякое слово известно инспектору через товарищей-шпионов. Софотеров очень не хвалит товарищей, учеников 4-го класса, говорит, что не мог ни с кем сойтись, кроме Лели, так различны их воззрения на все. В классе процветает раболепство перед инспектором и донос. Софотеров произвел на меня впечатление мальчика прямого и благородного. Он, Сысоев и Леля — трое из класса, которые не подчиняются общему духу и дают отпор инспектору. Хорошо ли для Лели подобное положение? Наверное, инспектор постарается очистить класс от таких строптивых учеников. Все это очень серьезно, и так бы нужно с тобой посоветоваться.
Недавно я была у инспектора, чтобы попросить его засвидетельствовать личность Лели на поверке {Леля лежал в лихорадке). Инспектор был со мной груб и нелюбезен, и так как на Лелино имя в Р[еальное] Училище получилось еще письмо, то он ворчал на то, что Леля получает письма на свое имя, а не на имя родителей, и рекомендовал обратить внимание на Лелину переписку. Конечно, все это довольно гнусно: ему, кажется, хотелось набросить на Лелю какую-то тень. А письмо-то оказалось от Аркадия Ивановича4. Это причина самая важная для перехода по отношению к Леле. Мне-то, конечно, хотелось бы лучше жить в Самаре. Бадигины5 уезжают, кружок Лелин распадается, остаются одни Пушкины, но теперь он к ним ходит очень неохотно. Да и меня к ним как-то не тянет: не видно приветливости от Ап[оллинарии] Флегонтовны6. <...>
Твоя Саша
Забыла сообщить важную новость: Лиля выходит замуж за Рахманинова7. Пока не знаю никаких подробностей, но мне обещали узнать. Мне это сообщил Струков8, который все на свете и о всех на свете знает: Слыхал он эту новость от Носакина9, племянника Веры Львовны10. <...> партией довольны, ну, значит, жених богат и в достаточной мере знатен. Что-то будет? Это известие очень взволновало меня.
Печатается по подлиннику (К.ЛМ, № 212/3).
1 “...написала Аделине Владимировне...” — Имеется в виду А В. Тейс.
2 Очерк “Воскресный день сельского хозяина” был опубликован в “Самарской газете” еще в августе—сентябре 1897 года (№ 177, 183, 193).
3 Рассказ А. Л. “Павлик” в “Сам, газете” не был опубликован.
4 “А письмо-то оказалось от Аркадия Ивановича”. — Имеется в виду А. И. Словохотов, бывший домашний учитель А. Толстого.
5 См. комментарий к письму А. Н. Толстого от 25 ноября 1897 года.
6 “...не видно приветливости от Ап[оллинарии] Флегонтовны”.—Речь идет о жене Г. А. Мусина-Пушкина.
7 “...Лиля выходит замуж за Рахманинова”. — Е. Н. Толстая в 1898 году вышла замуж за офицера Сумского полка Александра Николаевича Рахманинова.
8 “...Мне это сообщил Струков”. — Имеется в виду Струков Е. С., управляющий имением М. Л. Тургеневой, сестры А. Л.
9 “...Слыхал он эту новость от Носакина...” — Имеется в виду Носакин Петр Вениаминович, дворянин, инспектор городского училища в Сызрани.
10 “...племянника Веры Львовны”. — В. Л. Толстой, жены графа Н. А. Толстого.
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
14 мая 1898 г. Сызрань
У нас, Лешурочка, маленькое огорченьице: учитель русского языка вывел Леле двойку за последнюю четверть. Оказывается, вскоре по приезде из деревни он его протащил по всей славянской грамматике и решил, что в ней Леля очень плох. Леля не знал, что ему учитель поставил, но чувствовал, что отвечал плохо, повторял грамматику и ходил на уроки, надеясь, что его еще раз спросят, а учитель больше на уроки не приходил. Третьего дня был первый экзамен — письменный русский, задано было переложение стихотворения Жуковского “Сельское кладбище”. Вчера — письменный же немецкий. Результаты, конечно, неизвестны, но русский — сочинение он давал прочесть учителю, годится ли оно, и тот сказал: “Годится”. Леля спросил: “Плохо я написал?”. Тот отвечал: “Нет, ничего, хорошо”. — “А сколько вы поставите?” — “Не знаю, как другие напишут”. Завтра у него письменный, алгебра. Сейчас сидит и решает задачки, повторив алгебру. Занимается он добросовестно и очень мил, как редко бывает, такой деликатный, нежный, послушный, предупредительный. Уж и не знаю, что с ним сделалось. Знаешь, ведь я замечаю, что деревня на него дурно влияет. Как он долго после поездки не мог попасть в колею ученья, ведь и двойку из русского получил все из-за этого же. В деревне на него находит стих, означаемый выражениями: слоны слонять, собак гонять, шалберничать, разгильдяйничать и т. д., а город и, конечно, главное, училище подтягивает его. Мне кажется, поэтому-то так мало успешно было ученье его в деревне, что он никак не мог сосредоточиться, и его тянул к себе дух слоняйства, разгильдяйничества. Как хочешь, а, отдохнув с месяц, ему надо будет хотя понемногу, а заниматься, чтобы не так трудно было осенью приниматься. <...>
<....> Пушкин перешел без экзаменов по прошению о болезни. Это удручающе подействовало на Лелю, он думает, что ты будешь недоволен, что Всева перешел, а Леля нет. Но я его уверила, что такой переход, по протекции, вовсе бы тебя не порадовал.
Письмо не закончено, печатается по подлиннику (КЛМ, № 223/2).
 
ТОЛСТАЯ А. Л. — БОСТРОМУ А. А.
19 мая 1898 г. Сызрань
Дорогой Лешурочка, сейчас получила твое письмо и раз пять его перечла, так приятно было от тебя весточку получить.
<…> Думаю, что это письмо ты не получишь уже до своего отъезда в Сызрань, но мне захотелось поболтать с тобой, тем более что я сижу в большой тревоге: Леля ушел на экзамен географии. Правда, ты говоришь, что я волнуюсь больше Лелиного; Он себя совсем философом держит. Вчера я его спрашиваю: “Неужели ты так-таки ни чуточки не боишься?” — “Чего бояться? — отвечает он прехладнокровно. — Повесить меня — не повесят, ну так чего же бояться”.
Сегодня, однако, взял у меня пятак и объяснил, что весь класс перед экзаменом свечки ставит в монастыре. Готовился он из географии добросовестно, понукать не надо было, и, по-моему, он предмет знает. Из алгебры экзамен письменный был, и задачу он решил легко и скоро, проверил и подал учителю первый. Не знаю только, как написал объяснение. Результаты не известны. Сегодня дала ему отдохнуть, т. к. он имеет уже очень утомленный вид, пусть погуляет, а завтра со свежими силами пусть примется за математику. Следующий экзамен у них математика.
На днях был у меня Струков и привез письмо от Маши1, она о делах ничего не пишет, предоставляя это Струкову, а сообщает мне то, что она узнала от Батюшковых2: свадьба Лили была в Саратове. Рахманинов — это тот самый, которого она любила и из-за которого стрелялась3 (этого последнего никто не знает). Граф свадьбы признавать не желает, и он и бабушка на свадьбе не были. Значит, Лиля отстояла-таки себя и свою любовь. Я этому очень порадовалась. А что граф свадьбы не признает, так ведь им это наплевать. Факта нельзя не признать, а наследства после него все равно ничего не останется, все при жизни растранжирит.
Ура! Сейчас Лелька вернулся с экзамена. Получил из географии 5! Ему достался билет самый трудный изо всей географии, но который он знал, как “Отче наш”: системы каналов. На этом он уже один раз за урок пятерку получил и вот теперь вторично на экзамене тоже. Я за него ужасно рада, он видит, что не даром были потрачены усилия и не даром он так добросовестно повторял, теперь он будет полон энергии. Сейчас он спросил у учителя немецкого языка, как он написал из немецкого. Тот отвечал: “Удовлетворительно”. Значит, будет тройка, и я этому рада, за орфографию немецкую я таки побаивалась. <…>
Твоя Саша. Леля тебя целует. Он очень устал и лежит.
Печатается по подлиннику (КЛМ, № 212/5).
1 Имеются в виду Е. С. Струков и М. Л. Тургенева.
2 “...узнала от Батюшковых”. — См. ком. к письму от 8 марта 1898 года.
3 “...свадьба Лили”. — См. ком. к письму от 5 мая 1898 года.