ПОДЛЕСОВА НАДЕЖДА ИВАНОВНА

Родилась в 1923 году, в Сызрани, в рабочей семье. Перед войной закончила фельдшерско-акушерскую школу и работала по специальности. Добровольцем ушла на фронт, прошла подготовку в школе радистов войск НКВД. После ее окончания была назначена санинструктором на погранзаставу. С фронта вернулась в 1945 году, имеет награды.

Закончив Омский медицинский институт, Надежда Ивановна уехала в Казахстан. Затем работала в Омске, на Алтае. В конце 50-х годов вернулась в Сызрань и в 1961 году пришла в редакцию газеты “Красный Октябрь” с рассказом “Семья”.

Ее стихи, рассказы, повести, сказки публиковались в журналах “Воспитание школьников”, “Работница”, “Дошкольное воспитание”, “Мурзилка”, “Веселые картинки”, сборнике “День поэзии”. Книги и сборники произведений Н.И. Подлесовой выходили в издательствах Москвы , Куйбышева и Украины.

В 1997 году детской библиотеке Юго-Западного района, филиалу № 16, присвоено имя Надежды Ивановны Подлесовой.

Произведения Подлесовой Н.И. отличают образность, необыкновенная доброта и “детский” взгляд первооткрывателя мира.

Член Союза писателей России с 1998 года.

                                           Баллада о печи

Жила когда-то печь на свете.
Ее душа была тепла.
И, просыпаясь на рассвете,
Она варила и пекла.

Жила она и не скучала.
И людям было веселей.
Бывало, деда привечала,
В морозы грела малышей.

И вдруг – война! Она явилась
Почти что в самый сенокос.
И все в избе переменилось,
И все пошло на перекос.

Хозяйка мужа проводила
На ту войну, на ту беду.
И печь в последний раз варила
В дорогу сытную еду.

В избе тоскливо, пусто стало,
Беда вставала в полный рост.
Вот старика уже не стало –
Переселился на погост.

Хозяйка часто с ней тужила:
- Ах, печка, печка, как нам быть?
Ты помнишь, печка, как мы жили?
А нынче нечего сварить.

Скучали противни и плошки.
Какие там уж пироги! – 
В мундире через день картошка,
А больше – думать не моги!

И вот однажды среди ночи
В глаза избы – огонь и дым.
А вся деревня что есть мочи
Заголосила вдруг: «Го-ри-и-им!»

Печь оглянуться не успела – 
Ни стен, ни крыши, ни трубы.
И только пепел, серый пепел
От похороненной избы.

Ушла хозяйка без словечка.
Лишь поклонилась. Как тут быть?
Ведь только в сказках ходят печки,
А эта не могла ходить.

Собака сгинула куда-то,
Ей стало нечего стеречь.
И, будто в чем-то виновата,
Стояла, пригорюнясь, печь.

И потолок высокий неба,
Дождинки сея с облаков,
Смывал былое, словно небыль,
С ее простуженных боков.

И сном тревожным засыпала
Среди недолгой тишины.
И снилось ей: огонь, пылая,
Румянит пышные блины.

                        (У старого окопа: Поэты Сызрани землякам-участникам Великой Отечественной войны.-Сызрань, 2000.- с.24-25)

                                         «Не шей ты мне, матушка…»
                                                                     (Рассказ)

 В этот раз никакого определенного задания от командира батальона не было. Просто застава шла на новое место дислокации, ближе к фронту.
Задания нет, но всегда приходится быть начеку: фронт продвигается так быстро, что остаются сзади отдельные группировки немцев – несколько раз в лесу и на хуторах случались неожиданные встречи с ними. А потому вперед выслали дозор.
До нового места оказалось неблизко: вышли еще вечером, а вот уж и утро наступило. За ночь выпал снежок. Хоть было и не очень холодно, но в сарае, где останавливались передохнуть, основательно продрогли. Короткий привал все  же немного прибавил бодрости: одни, когда тронулись, анекдотами потешали, другие из довоенной жизни что-то вспоминали.
Но вот и анекдоты иссякли, и все, что вспомнилось, рассказано. Даже самые заядлые говоруны приутихли, а конца дороги не видать.
Вдруг Манькин и говорит:
- А знаете, в народе бают, что в дороге даже иголка тяжела.
Ну и Манькин, рассмешил-таки! Сам он такой крепенький толстячок, что кажется, никакие походы не в силах его одолеть. Но это только так кажется – всегда у него какие-то нелады: то ноги натрет, а то и еще что похуже с ним случается.
Подошел младший сержант Соков. Хлопнул Манькина по плечу:
- Не вздумай Емельянову про иголку-то сказать – «дегтярем» по голове получишь.
Сержант Емельянов с пулеметом «Дегтярева» на плече шел где-то сзади.
Наташа вздохнула: «Иголка…ерунда какая-то. Другое дело, если на одном плече винтовка, а на другом – санитарная сумка. И сапоги кирзовые…того и гляди, откажутся идти дальше. С таким трудом отрываешь их от дороги – будто клеем подошвы-то вымазаны».
Но тяжелее всего – бороться со сном. Недаром есть выражение: «сон сморил человека». В таких случаях команда «привал» действует как выключатель на электрическую лампочку – сознание гаснет мгновенно.
- А как ты думаешь, младший сержант, - спросил Манькин у Сокова. – Сажнев - то, поди, уж на месте?
- Не волнуйся, накормит, - ответил Соков.
- Вот житуха.., - позавидовал Манькин. – Тут который час снег месишь, а он сидит себе у котла, кашу помешивает да песенки поет, - покосился на Наташу и добавил вроде бы с сожалением: -В одиночестве ведь поет.
Пожилой повар Сажнев уехал вместе с автоматчиками на подводе пораньше – чтобы к приходу заставы обед приготовить. Он знает множество русских народных песен. И иногда они с Наташей поют вдвоем. Варится ужин, а они чистят картошку и так задушевно поют на два голоса. Здесь и «Хазбулат удалой», И «То не ветер ветку клонит», и многие другие песни.
Есть один хохмач у них на заставе – «дуэт» с «дуэлью» все путает. Крикнет иной раз: «Эй, дуэлянты, спойте что-нибудь! Тоска заела». Если песня оказывалась грустной, хмурился: «Лучше б не просил – еще пуще душу разбередили».
…Как ни длинна была дорога, а до каши все же добрались. И чаю напились.
Застава расположилась в здании бывшей школы.  Парт в классе, где разместился взвод, уже не было, но классная доска еще висела и кто-то на ней написал мелом: «Даешь Берлин!».
Наташа сбросила сапоги, расстегнула воротничок гимнастерки, присела на солому, расстеленную по всему полу. В голове срифмовались строчки:
                  «Солома ты, солома.
                  Усну сейчас, как дома».
И вдруг вздрогнула от неожиданности, услышав:
- Батюшки, куда это я попала? Первоклассная гостиница с пуховиками! – Это пришла Анюта, санинструктор с соседней заставы. Поглядела на классную доску и руками всплеснула: - И политзанятия уже проводятся! Где комсорг-то? – спросила у бойцов.
- Да здесь я, здесь, - вставая, засмеялась Наташа.
- Гора с горой не сходятся, а человек.., - обнимая подругу, засмеялась Анюта. – В общем, вот она – я!
- Как ты здесь оказалась?
- Нынче весь батальон здесь, - объяснила Анюта, снимая шинель. – Немцев много в лесу, прочесывать его будем.
Они присели возле Наташиных пожитков.
- Ты не болеешь? – встревожилась Анюта, вглядываясь в осунувшееся, обветренное лицо подруги.
- Нет. Просто шли долго.
Анюта вдруг рассмеялась:
- А как насчет стихов? Смогла бы прямо сейчас?
- Разве что про солому…- смутилась Наташа.
- Про какую солому?
- На которой сидим.
- А… понимаю, - кивнула Анюта. – А у нас голые доски. Шинель – «в трех лицах»: тюфяк, подушка и одеяло.
Подошел Сажнев:
-Не прогоните?
- Это повара-то? – вскинула глаза Анюта. – Армия же без повара… Впрочем, и сам знаешь, просто на комплимент напрашиваешься.
- Скажешь тоже, - засмущался Сажнев, присаживаясь.
- Ох, вечером в засаду идти.., - вздохнула Анюта.
- Вот и будем – как на передовой, - сказала Наташа.
- Помнишь, как ходили к майору Епифанову? Ты тогда грозилась на передовую «дезертировать»?
- Помню, - рассмеялась Анюта. – Он нам еще сказал: «Поперед батьки у пекло не лезьте».
Вдруг лицо ее сделалось грустным-грустным:
- Ой, Наталья, до чего же надоела вся эта мура – и гимнастерка, и сапоги кирзовые…
- Да, - согласилась Наташа. – Говорят: «Тяжела ты, шапка Мономаха». А мы можем сказать: «Тяжелы вы, кирзовые сапоги!».
- Как я мечтаю о туфлях, о платье… - все с той же грустью продолжала Анюта. – Понимаешь, о таком воздушном… совершеннолетнем платье.
- А несовершеннолетним можно будет на тебя глядеть? – сморозил ефрейтор Гришанов, подошедший и присевший возле них как-то совершенно незаметно.
Анюта сердито глянула на него:
- Не лезь в бабьи разговоры! – Опять задумалась: - Даже не верится, что когда-нибудь будет дом, семья…
- Сразу видно: замуж захотелось, - не унимался Гришанов.
- До чего ж навязчивый! – вспылила Анюта. – Недаром ефрейтора присвоили! – Но вдруг, словно спохватившись, пододвинулась к нему, положила руку ему на плечо и, заглядывая в глаза, тихо спросила: - А ты… разве ты не задумываешься о том же?
Гришанов отвернулся и ничего не ответил. А Сажнев подмигнул Наташе и потихоньку затянул:
                                                  - Не шей ты мне, ма-а-тушка,
                                                    Красный сарафа-а-н…
Наташа тут же подхватила:
                                                   - Не вводи ты по-пу-сту
                                                    Молодца в изъян…
И, словно по мановению волшебной палочки, наступила тишина. Кто-то из бойцов собирался чистить оружие, кто-то пришивал подворотничок, но песня заставила отложить все дела. Души людские распахнулись навстречу грустной мелодии. Лица сделались мягкие, задумчивые…
Что видели сейчас эти печальные глаза? Свои дома, жен, детей? Лишь одно поняла Наташа: хотя люди и слушают их песню, но в классе они с Сажневым сейчас одни, остальные – далеко-далеко. Кто где. Одни – в прошлом, другие – в будущем.
А песня все лилась и лилась:          
                                                    Рано мою ко-о-сыньку
                                                    На две расплетать,
                                                    Позволь ее, ру-у-сую,
                                                    В ленты убира-а-ть…
Наташа взглянула на Анюту и увидела в ее глазах слезы…
Но вот песня кончена, а тишина все не отступала, словно песня еще оставалась с людьми и никак не хотела отпускать их в эту суровую сегодняшнюю действительность.
Анюта встала. Всунув большие пальцы за ремень, расправила гимнастерку, накинула шинель:
- Спасибо за песню… пора мне… - Махнула рукой ефрейтору: - До завтра, несовершеннолетний! Завтра и мы с тобой споем!
- Споем, споем, - согласился Гришанов…
Свечерело, но в классе было еще светло, и надпись «Даешь Берлин!» на доске виднелась очень отчетливо. «Видно, боевой, неунывающий парень написал. Надеется все же дойти до Берлина…» - только и успела подумать Наташа и тут же провалилась в сон…
Вроде бы только что глаза сомкнула, а рука дежурного уже коснулась ее плеча. И вот они, теперь лишь втроем – Соков, Манькин и она – снова в пути. Снег не очень глубок, но по бездорожью идти трудно. Легкая поземка словно ласково поглаживает наст.
Подошли к лесу, где нынешней ночью намечено несколько засад. Укрылись за деревьями от ветра, сгребли снег, примяли его, уложили несколько еловых веток.
- Готово кресло,- с удовлетворением сказал Манькин. – Сидеть – не идти.
Но и такой «комфорт» вскоре разочаровал его. И не только его: морозец, хотя и небольшой, а пробрался все же и в рукава, и за воротник. Про ноги уж и говорить нечего. То и дело вставали по очереди и топтались на месте. Вслушивались в шорохи, разговаривали лишь шепотом. Простуженный Соков частенько снимал шапку и глухо кашлял в нее. Кругом пока тихо, но все время ожидаешь, что вот-вот хрустнет ветка и появятся немцы.
Наташе вдруг вспомнился осенний лес неподалеку от Ярцево: шумит ветер, она на посту – одна среди деревьев-великанов, пугающее ожидание: вот сейчас… уже крадутся…
Но теперь-то их трое. Наташа смотрит на небо, густо усеянное звездами, и начинает тихо, шепотом, читать:
                                               - Не ветер бушует над бором…
Это любимое ее стихотворение – запомнилось как-то само собой, на всю жизнь. И вот сейчас холод, пробиравший до костей, напомнил эти строчки:
                                               - А Дарья стояла и стыла
                                               В своем заколдованном сне…
- Вот и мы – прямо как эта Дарья.., - поежился Манькин. – Совсем застыли…
- Хорошая у тебя память, - позавидовал Соков.
Он все чаще и чаще стал поглядывать на часы… Наконец-то, как ни длинна и томительна была эта зимняя ночь, а пришло-таки ей на смену утро…
- Эх, зря просидели – никаких немцев и не видели даже, - говорит Манькин, возвращаясь на заставу.
- А тебе что, так уж сильно хотелось встретиться с ними? – иронизирует Соков.
- В общем-то, предпочитаю встречаться с Сажневым, - согласился повеселевший Манькин и даже зашагал быстрее.
Вот и школьный двор. «Хоть бы выспаться как следует…», - размечталась Наташа… Но что это?  Кто-то лежит на снегу под плащ-палаткой. Видны только носки кирзовых сапог.
Подошла, приподняла краешек брезента и…словно током пронзило от плеча до кисти – так крепко вцепились пальцы в плащ-палатку.
- Анюта…Аннушка.., - зашептала в смятении. – Господи, да что же это?! Как можно?!
Бледное лицо Анюты было спокойным – она будто спала. Но сон этот был уже вечным…На правом виске ее Наташа вдруг увидела маленькое пятнышко фиолетового цвета…
- Кто это? – спросил Манькин.
- Анюта, - ответила Наташа осипшим голосом.
- Да, нет больше нашей Анюты, - печально подтвердил подошедший старшина с Анютиной заставы. – Немцы на них вышли. Сначала-то они подумали, что свои идут. Вроде бы наряды проверять. А когда поближе подошли, Анюта и крикни: «Стой, кто идет?»…И вот тебе…-развел старшина руками. Помолчав, добавил: - Пойду. Сделать кое-что надо. Хоронить нынче же. К вечеру – передислокация…
Наташа добрела до школьного крыльца. В голове хаос…Белая лесная тишина. Звездное небо. И… смерть!..
Подошел Сажнев. Присел рядышком:
- Ну и дела!.. Песня-то, Наташа, пророческой оказалась: «Не шей ты мне, матушка…».
- Этой песней мы беду накликали.
- Мы… этой песней?! – вдруг возмутился Сажнев. – Да как тебе это в голову пришло? Ты Днепр-то помнишь, что ли? Сколько могил там было? – ступить негде. Там-то кто накликал?..
Решительно снял с Наташиных плеч винтовку и санитарную сумку:
- Ты зачем эту амуницию носишь? Чтобы беду накликать?.. Завтракать идем, а то остынет все.
И пошел, не оглядываясь. Наташа поплелась следом.
Под котлами угасли последние угли. Подавая Наташе котелок с кашей, Сажнев все ворчал:
- Не место девкам на войне. Не место. – Поглядел на нее и вздохнул: - Бог знает, кто будет следующим…
«Это могу быть и я. Или ты, Сажнев. А может, сразу вся застава…», - подумала, но ничего не сказала Наташа. И снова ей вспомнилось Вильно, захваченное немцами. И те бомбежки, когда казалось, что каждая бомба, каждая мина ищут именно тебя…
Наташа взяла из своей санитарной сумки белый шелковый платочек и пошла на Анютину заставу. Ах, как тяжела была сейчас для нее эта короткая дорога! Особенно – те несколько шагов к гробу…
Анюта лежала со сложенными на груди руками. Волосы гладко причесаны. Больше обычного выглядывал чистый белый подворотничок. А по бокам заботливо уложены сосновые ветки.
«Даже теперь никто не может исполнить ее мечту – одеться в платье…», - подумала Наташа, доставая из кармана платочек. Поглядела на лицо Анюты, словно извинялась за этот свой скромный подарок. Окончательно вдруг ощутила всю безысходность случившегося, заплакала.
К гробу подошел начальник заставы:
- Пора. Несите.  Батальон уже строится…
Наташа свернула мокрый от слез платочек и вложила его в руку Анюты…
Батальон выстроили в виде буквы П.  В центре стоял взвод стрелков с винтовками. Около них и поставили гроб.
Командир батальона говорил что-то о жестокости войны, о долге перед Родиной, но Наташа, стоя среди бойцов своей заставы, почти ничего не слышала – плакала об Анюте, об ее маме, о подорвавшейся на мине незнакомой девушке Тане, которую она, Наташа, заменила на заставе. И еще о чем-то о многом, о чем и рассказать невозможно…
Похоронили Анюту на ближайшем сельском кладбище. Были и еще речи, и прощальные три залпа…
Все уже разошлись, а Наташа осталась у свежего холмика с красной звездой на фанерной пирамидке – хотелось побыть с Анютой наедине подольше, потому что никак не покидало чувство чего-то недосказанного между ними…
Но батальон уже снимался. Снова надо было идти – месить сапогами снег и нести за плечами винтовку и санитарную сумку.
Война продолжалась…
                                                                                     (Библиотечка журнала «Сызрань вчера, сегодня, завтра», 1999.-Вып.4 (апрель).-с.2-4)

 

Произведения:

книги:

 

1. Дед Мороз и сосулька: Сказки. - Куйбышев, 1972

2. Жил на свете добрый “Да”. - Куйбышев, 1975

3. У нас в Жигулях. - Куйбышев, 1976

4. У меня есть бабушка. - Куйбышев, 1977

5. Цветы для профессора Петрова. - Куйбышев, 1979

6. Хорошие каникулы и другие повести для малышей. - Куйбышев, 1981

7. Доброе утро: Повесть. - Куйбышев, 1983

8. О чем говорила сосна: Повесть для детей мл. шк. возраста. - Куйбышев, 1987

9. Чудак с лукошком: Стихи для детей дошк. возраста. - Самара, 1992

публикации:

 

1. Кешка: Рассказ // Кр.Октябрь. - 1978. - 3 июня

2. Аня: Рассказ-быль // Кр. Октябрь. - 1987. - 30 апр.

3. Дед Мороз и Новый год: Сказка // Кр. Октябрь. - 1989. - 7 янв.

4. Стихи // Кр. Октябрь. - 1990. - 6 янв.

5. Поклон: Стихи // Кр. Октябрь. - 1990. - 28 нояб.

6. Еромка: Сказки // Кр. Октябрь. - 1990. - 26 дек.

7. Собаки с удивленными глазами; Пропажа: Рассказ;Стих-е // Волж. вести. - 1993. - 1 июня; Кр. Приволжье. - 1993. - 23 июля.

8. Мои дороги: Стих-е // Золотые звезды Сызрани. - Сызрань,1995. - С.257

9. Кузнечик и Кузнец; Хвостик: Стихи // Волж. вести. - 1997. - 1-2 марта.

10. Ссора: Сказка // Волж. вести. - 1997. - 1-2 марта

11. Медвежонок: Сказка // Волж. вести. - 1997. - 1-2 марта

12. Тарарам: Стих-е // Волж вести. - 1997. - 1 июля

13. Трусливый огурчик: Сказки // Волж. вести. - 1997. - 25 июля

14. Хорошие слова: Стих-е // Волж.вести. - 1997. - 15 окт. - С.3

15. Избушка: Сказка // Кр.Приволжье. - 1998. - 15 янв. - С.3

16. Как ручей над ежиком пошутил: Сказка // Лит. Самара. – 1998. – N 8. – С.7

О ней; критика:

 

1. Денисов Ю. Веселая ярмарка: О сборнике // Волж. вести. - 1971. - 6 авг.

2. Сидоров В. Адресуясь к своему читателю: О книге “Цветы для профессора Петрова” // Кр. Октябрь. - 1979. - 29 июля

3. Суринова И. У меня есть бабушка // Волж. заря. - 1977. - 24 марта

4. Сизова А. “Цветы для профессора Петрова”: О книге // Волж. заря. -1980. - 19 янв.

5. Иволчин Н. “Хорошие каникулы”: О книге повестей Н.И. Подлесовой // Кр. Октябрь. - 1982. - 9 янв.

6. Миронова Л. “Жил на свете Добрый Да”: (О новой книге Н.И. Подлесовой) // Волж коммуна. - 1982. - 

   11 апр.

7. Игошкина С. Ключик от страны чудес: Штрихи к портрету детской писательницы Н.И. Подлесовой // Волж. коммуна. - 1982. - 11 апр.

8. Сидоров В. Доброе утро нашей землячки: О повести “Доброе утро” // Кр. Октябрь. - 1983. - 5 марта

9. Устинова Т. Поучительно и увлекательно: О повести “Доброе утро” // Волж. заря. - 1983. - 19 марта

10. Войналович Е. Надежда Подлесова. Доброе утро! // Дет. лит. - 1984. - № 3. - С. 67

11. Рашевский Н. Такая яркая судьба: О Н.И. Подлесовой // Кр. Октябрь. - 1987. - 7 марта

12. Корниенко О. Секреты Надежды Подлесовой // Кр. Приволжье. - 1997. - 3 июня