Валерий Цуркан
Туман, или Возвращение домой
(Рассказ из сборника, создаваемого по мотивам Библионочи 2021)
Никакого писательского дара у меня нет. Но иногда хочется о чем-нибудь рассказать. О том, что было и о том, чего не было. А вот со свободным временем для любимого хобби не очень. Но в таких случаях пишется лучше всего – когда у тебя нет времени, когда ты устал и выкраиваешь полчасика по ночам.
***
Однажды я поссорился с подругой. Ну как поссорился — Лета просто не пришла на мой день рождения. С друзьями неплохо отметили, и на другой вечер сидел дома и бренчал на расстроенной гитаре. Настроение никакое — деньги кончились, с подругой такие дела, еще и рассказ в журнале завернули. А это единственный русскоязычный журнал в Ташкенте. Девяносто шестой год, пять лет независимости сделали свое дело.
Вот тут-то Робик и подошел с предложением. Это мой брат, вместе с отцом работал в геологоразведке. Он – начальник партии, отец раньше был водителем, а теперь помогал топографам.
— Поедешь в экспедицию шурфовиком?
- Рыть могилы? — гитара тренькнула и замолкла. — Куда?
— В Фергану. Нужны двое, одного уже нашли, второе место свободно.
Копать шурфы — не в песочнице возиться. Но очень хотелось куда-нибудь убежать, уехать хотя бы на время. И уже думал о том, где найти денег на проезд. А Робик предложил убить сразу двух зайцев — отдохнуть от нашего города и подзаработать. Грех отказываться.
С отъездом управились быстро. Наутро поехали на базу, и отец отыскал мне кирзовые сапоги. И, конечно же, попались оба левых, оба правых, затем и правый и левый, но разного размера, и лишь после всего этого нашлась нормальная пара на мою ногу. Ну как нормальная, на пару размеров больше, но портянки в армии наматывать нас научили.
Весь день готовили к переезду КамАЗ и УАЗ. Утром экспедиция выехала, а мы с братом должны догнать их на самолете.
Вылетели через пару дней. Нам попался даже не Як-40, а старый, разболтанный, еще советских времен Ан-24. Маленький узкий салон напоминал автобус ЛАЗ. На двери пилотской кабины висел обшарпанный плакатик: «Летайте самолетами «Узбекистан Хаво иуллари!»
Рядом сидел седобородый старик в чапане и держал на коленях огромный пчак в расписных ножнах, завернутый в газету «Даракчи». Когда самолет, продребезжав по взлетной полосе, оторвался от земли, аксакал развернул нож и стал деловито строгать яблоки, изредка передавая мне кусочек-другой.
Робику досталось место впереди у иллюминатора, он сразу уснул. Сзади крестилась бабушка и поминала всуе имя господа, справа плакал ребенок. Абстрагировавшись от внешнего мира, я стал слушать кассетный плеер.
Сосед заинтересовался музыкой, а когда я надел на его голову наушники, глаза аксакала округлились.
«Там, внизу, твоя могила,
До свиданья, милый, милый».
Старик вернул наушники.
– Лучше яблоко кушай!
Минут через десять батарейки сели, плеер стал сильно тянуть, сделав из «Агаты Кристи» тягучую doom-версию.
Когда самолет стал заходить на посадку, дед перестал резать яблоки и упаковал нож. Бабушка позади нас продолжала охать и стонать. Наш аэробус благополучно приземлился и, покружив в поисках стоянки, приткнулся к самому краю поля. Аксакал матерно выругался по-узбекски. На прощание он отдал мне половину яблока.
Пассажиры вышли из самолета и пешком добрались до выхода из аэропорта. На пятачке у здания стояли несколько машин, и среди них наш КамАЗ.
Водитель КамАЗа Батрак (это у дяди Лёни фамилия такая) помог донести сумки. Заревел дизель, и мы поехали.
— Дурацкая дорога! — пожаловался Батрак. — Навесили знаков, приходится объезжать полгорода.
В общежитии нас ждали с оркестром. Разнорабочий Тимоха (раньше он тоже работал водителем) гремел крышками кастрюль на кухне и напевал какой-то марш. Он был навеселе.
***
Район, где мы поселились, назывался Киргули. Очень похож на один маленький посёлок под Карагандой, где я когда-то жил. С одним отличием – здесь ходят троллейбусы, а там ходили пешком.
Пока Тимоха колдовал над большим баком, в котором варился ужин на десятерых, прогулялись по городу. Не найдя ничего интересного, вернулись. Отец показал комнату, в которой я буду жить, и кровать с железной сеткой. Если на сетке посидеть пятнадцать минут без штанов, то на ногах появятся аккуратные ромбики синяков.
– Спать будешь здесь. Душ вон там, но холодной воды нет, только кипяток. Холодная вода в конце коридора. Сырую пить нельзя.
Подошел мужчина лет сорока пяти, толстый и огромный, как слон. Это мой напарник по шурфам Камиль. Искал эффективную методику для похудения и натолкнулся в газете на объявление. И решил, что это лучший вариант – и похудеть, и деньжат заработать.
— А ты-то зачем поехал? Ты ведь худой, как велосипед! Одни кости останутся.
— Развеяться захотелось. Люблю, знаете ли, острые ощущения.
— А я похудеть хочу. Ничего не помогает.
— Это поможет. С завтрашнего дня все мы станем катастрофически терять вес. Я уже работал, домой меня отвозили на носилках. Зато при деньгах!
Геолог Саша и Робик заперлись в своей комнате и долго о чем-то говорили. О работе, наверное, очень тихо было за дверью. Топографы сидели у себя и тоже беседовали, но не о работе – смех разносился по всему общежитию.
Вечером Тимоха сварил ужин, сбегал за вином и теперь лежал в ботинках на кровати и что-то пытался объяснять, но мы его не понимали. Махнув на все рукой, уснул и начал храпеть. Топограф Игорь сунул ему в ноздрю карандаш.
– Спи, спи, — ласково сказал, когда Тимоха открыл осоловелые глаза. — Но не храпи.
Дядя Петя, водитель УАЗа, лежал на своей кровати и читал. Я достал из сумки толстую тетрадь и начал писать рассказ. Хотелось написать чего-нибудь такое, про космос. Идеи особой не было, но появилась мысль написать о космической экспедиции, о возвращении домой. Это так забавно – работать в геологической экспедиции и писать про дальний космос.
«Бездна космоса глядела на астронавтов с экрана».
Тьфу, как пошло! Перечеркнул написанное. Нужно быть проще.
«Мертвые звезды мерцали на мониторе».
А почему, собственно, мертвые? Если они мерцают, значит, живы. Снова вымарал неудачные слова.
«Бледный свет звезд лился с экранов, освещая усталые лица пилотов. Экипаж спал, лишь вахтенные сменяли друг друга, выходя из анабиоза на двухмесячную вахту».
А это уже лучше, но пора спать, завтра, наверное, будет много работы.
Убрав тетрадь, лежал с закрытыми глазами, а сон не приходил. Когда хочешь посмотреть интересный фильм, глаза обязательно закроются, если же нужно рано вставать, то будешь ворочаться до трех часов, проклиная бессонницу. А стоит уснуть – и тебя уже бесцеремонно расталкивают и говорят: «Вставай, нечего валяться, не курорт, на работу пора».
Лежал и думал о том, что улетать, уезжать, уходить, уплывать всегда немного грустно. Все остаются там, и для них ничего не меняется, а ты оторван от всего привычного. Но в этом и заключается прелесть расставания. Обожаю расставаться, чуть-чуть погрустить и на время забыть, а потом ворваться в их жизни со свежими мыслями и чувствами.
***
— Ёлы-палы! — сказал я утром, выглянув в окно. — Это же снег!
Работать сразу расхотелось… да не особо и хотелось, честно говоря.
— Это всего лишь иней.
— Иней? Ну тогда я согласен немножко поработать.
Под лучами восходящего солнца иней растаял.
После завтрака Саша, Игорь и Володя поехали на рекогносцировку точек, а мы отправились за продуктами. Вернувшись, начали готовиться к завтрашнему дню. Долго сколачивали ограждение для шурфов, измеряя доски школьной линейкой. Понадобилась стальная проволока, но оказалось, что у нас её нет. Я и Камиль ушли искать, но быстро поняли, что проволоки в Фергане не бывает. Бог, создав в Ферганской долине человека, забыл о проволоке, обычной стальной проволоке, без которой иногда не обойтись.
— Трудно у них с металлоломом, — сказал я, шаря глазами по земле.
— Пионеры постарались, – ответил Камиль. — А у нас она валяется на каждом шагу.
Вышли на берег болотистого озерца с камышовыми зарослями. В тёмной воде плавала стайка уток.
— Утки! — обрадовался Камиль и побежал к берегу.
Споткнувшись о кусок проволоки, торчащей из-под земли, едва не присоединился к уткам.
— Нашли!
Долго выковыривали проволоку, а когда справились, сели на берегу и стали разглядывать уток сквозь камышовые заросли. Птицы плескались в воде, не обращая внимания на двух странных людей с мотком проволоки.
Вечером с Робиком прогулялись по городу. Он предложил выпить по бутылке пива. Пиво было холодным, и я замёрз.
— Как работа? — спросил Робик.
— Уток посмотрели, о проволоку споткнулись.
— Володя с Игорем отбили несколько точек в Кувасае. Завтра вечером ты скажешь, что лучше целыми днями спотыкаться о проволоку, чем рыть шурфы.
— А вдруг я не выдержу? Сто лет не копал шурфов.
— Выдержишь. Время будет, помогу. И отец поможет.
— Зачем? Отец с топографами работает, а ты начальник партии. Нечего вам эти ямы рыть.
— Главное, — сказал Робик, — это первые десять тысяч лет. Потом привыкнешь. Хоть вставать рано научишься, писатель.
После ужина уселся на своей кровати и продолжил рассказ. Экспедиция длилась уже двести лет, экипаж давно пережил своих родных и близких, а цели – найти планету, пригодную для обитания, – пока так и не достигли. Люди просыпались раз в год, отрабатывали положенную вахту и снова ложились спать.
«Вера в благоприятный исход иссякала. А люди без веры – опасны для общества и для самих себя», – написал я и задумался. Люди сами создают свою веру. Пусть уверуют в возвращение. Да, командир экипажа, как самый благоразумный, посеет ростки этой веры. А рассказ так и назову – «Возвращение». И пусть не достигнут цели – но вернутся на Землю.
Игорь включил радио, но сквозь треск помех ничего не разобрать. Долго возился с проволочной антенной, и когда звук стал немного получше, пора было ложиться спать.
— Черт бы задрал этого Попова! — ругался Игорь. — Лучше придумал бы чего-нибудь другое!
– Чего-нибудь другое придумал Менделеев!
Ночью ничего не снилось. Когда открыл глаза, отец уже стоял надо мной с кружкой холодной воды.
– Вовремя проснулся.
Я подошёл к окну. На улице было белым-бело. Мы попали на другую планету.
— Это что? Иней?
– Даже не снег, — ответил Робик. — Это туман.
Такого тумана отродясь не видел. Туманище. Я заметил наш КамАЗ лишь когда Батрак включил фары. Две бледные луны слабо светились в молоке. Батрак поставил машину перед входом в общежитие, вернулся в комнату замерзший и злой.
— В этом тумане еле нашел машину! Ничего не видно, да ещё тишина какая-то странная, как в морге.
Вошёл Камиль с чайником.
Батрак снял куртку и шапку и, ёжась от холода, обхватил стакан двумя руками, стал отхлебывать едва заварившийся чай.
За завтраком Володя сказал:
— Хорошо, что Кувасай отбили вчера. В этой сметане мой «хитрый глаз» ничего не увидит.
— Вы там заблудитесь и порастеряете друг друга! — добавил Тимоха. — За вином, что ли, сходить?
— Когда солнышко поднимется повыше, туман и растает, — подметил Игорь.
– Может и не разойтись, — предположил Володя. — Фергана находится в низине, и туман держится день или два.
После завтрака загрузили КамАЗ.
– Значит так! – сказал Саша. – Втроем ехать нельзя. Милиция. Сначала поеду я и Камиль. Батрак вернется и заберёт Валерку.
Пока я ждал Батрака, зашёл в комнату топографов. Ночью Володя поймал мышь, и теперь устроил на столе мини-зоопарк в литровой банке.
— Просыпаюсь, – рассказывает Володя. — Слышу хруст, думаю, это Игорь сухари грызёт. Смотрю, а она в коробку залезла, картона нажралась и не может вылезти.
Игорь набросал на дно банки капусты, мышь принялась завтракать.
Я вышел на улицу. Холодно, запах сырого воздуха отчего-то отдавал аммиаком. Шел, почти ничего не видя перед собой. Машины вываливались из тумана и проваливались в туман. Звуки моторов пропадали слишком быстро, будто захлопывалась звуконепроницаемая дверь. Дома появлялись в трех метрах и исчезали за спиной, будто все это сон. Такой белый сон наяву. Когда мне было лет пять, так и думал, что ничего вокруг не существует, что все это кажется, стоит отвернуться, и все исчезнет. Даже пытался поймать этот момент и резко оборачивался, но подсмотреть не получалось. Тогда понял, что мир очень хитро устроен, и никогда не удастся увидеть, как все вокруг исчезает.
Приехал Батрак и повез меня в Кувасай. Солнце поднялось выше, но туман сгустился.
Дядя Леня вел машину осторожно, ехали медленно, как на катафалке. Видны были лишь знаки и столбы у обочины. Когда появлялись люди, Батрак прижимался к разделительной полосе.
Белый шар солнца, похожий на луну, изредка пробивался сквозь ширму тумана. Солнце словно подглядывало за нами.
Где-то на полпути Батрак сказал:
— Сейчас будет сюрприз.
И мы внезапно выехали из туманной зоны. Здесь ярко светило солнце. Батрак облегченно вздохнул, встряхнул головой и закурил. Я тоже взял сигарету. КамАЗ побежал быстрее, почувствовав свободу.
В Кувасае Саша ходил вокруг начатого шурфа, присаживался на корточки у кучи выброшенного грунта и переминал руками глину. Камиль торжественно вручил мне лопату. Поплевал на ладони, я взялся за черенок и спрыгнул в шурф. В первую же минуту взмок, как стайер перед финишем, и снял шапку.
— Валера! — строго сказал Саша. — Не снимай шапку! Заболеешь, а мне копать придется. И батя твой убьет всех.
– Тогда копать не придется.
Работали, сменяя друг друга, от угла и до обеда. Саша ходил вокруг шурфа, делая пометки в блокнот, а Батрак сидел в кабине и читал.
Саша нашел какую-то тепловую магистраль, по которой шел пар от ТЭЦ, и поставил на трубу кастрюлю с картошкой, в надежде, что вода закипит. Обедали мы полусырой картошкой.
Шурф был глубокий. Мы уже не копали, а выцарапывали камни ломиком и монтировкой. Выбрасывать грунт лопатой уже не получалось, его поднимали ведром, которое перед этим старательно укрепили стальной проволокой. Но проволока мешала, цеплялась за стены шурфа. Вырыли около двух метров. Последний метр стал самым тяжелым, камень на камне, земля не хотела отдавать свою плоть.
Возвращались в темноте. Батрак наплевал на милицию и взял всех сразу. Как самому молодому и худому мне приходилось пригибаться на всех постах ГАИ. Когда въехали в зону тумана, эти изощрения стали бессмысленными, и я сидел, гордо выпрямившись.
Граница тумана передвинулась километра на полтора в сторону Кувасая. Батрак сказал, что в таком тумане можно доверить руль и слепому.
— Хоть проводника вперед пускай.
Он пристроился в хвосте какой-то легковушки и медленно плелся за габаритными огнями. Так мы и въехали в Фергану.
Топографы, чтобы не скучать без работы, нашли себе занятие. Полдня они придумывали надписи, а потом развесили их на дверях комнат.
На двери Робика и Саши висел подпаленный лист бумаги, приколотый кнопками.
«Ответственный за пожарную безопасность тов. Милшанов А. И.»
Надпись на нашей двери гласила: «В этой комнате в ноябре 1996 года жил неизвестный писатель-фантаст».
После ужина я снова взялся за тетрадь. Герои рассказа немножко отвлеклись от своих психологических проблем, – звездолет столкнулся с хвостом кометы. Пылевое скопление вывело из строя телеметрические системы, и экипаж лишился возможности ориентироваться в пространстве. Оставалось ждать, когда корабль пройдет зону активных и перегретых частиц, и попытаться отладить оборудование.
***
Утро началось с того, что Саша решил не гонять КамАЗ понапрасну, и я поехал в кузове. Один бушлат надел, Сашиной телогрейкой укрылся, но холод пробирал до костей. Белая вата клубилась надо мной, будто кто-то курил огромную сигару. Чтобы согреться, орал «Ой мороз, мороз», но теплее не становилось. В Кувасае светило солнце, но я долго не хотел вылезать из-под бушлата, пока не позвал Саша.
В этот день добили шурф и прогрохотали пятьсот килограммов грунта.
Раньше слово «грохочение» было для меня пустым и смешным звуком, но теперь понял, какая нудная работа скрывается за ним.
На подпорки из кирпичей ставится огромное сито, на него устанавливают еще одно, с крупной сеткой, поверх еще и еще. Последнее, шестое, было с самыми крупными отверстиями. Из шурфа поднимается ведро с грунтом и высыпается в эту пирамиду. Двое начинают просеивать, трясти по очереди все сита, от верхнего до нижнего, разделяя породу по фракциям. Все, что остается в каждом, складывается в отдельную кучу и взвешивается. Отбирается немного для лаборатории, а потом шурф засыпается. С каким же наслаждением я закидывал землю в шурф. Будто в этой могиле все мои враги.
Саша показал вторую точку и уехал с Батраком в Фергану. Когда вырыли сантиметров семьдесят, КамАЗ вернулся и забрал нас.
Усталые, въехали в зону тумана, как в какую-то Белую Тьму, в хвост кометы. Все походило на сказку в стиле Роджера Желязны. Сейчас нас догонит Моргенштерн, огромный конь с седой гривой и глазами мертвого цвета и прогрохочет копытами по кабине.
— Когда туман рассеется, мы не узнаем этого места.
— Пока он сгущается, — ответил Батрак.
Камиль стал что-то рассказывать, я закурил. В кабине было тепло, едва не уснул. Не спал, но в экране лобового стекла мерещились разные образы. То промелькнет лицо Леты, то покажется морда Моргенштерна с развевающейся гривой и раздутыми ноздрями.
По городу ехали, ориентируясь по троллейбусным проводам. Провода свернули в сторону, и мы остались наедине с туманом.
Несмотря на усталость, вечером продолжил писать рассказ. Выбравшись в чистый космос, вахтенные пилоты разбудили аварийную команду. Не удалось устранить все неисправности, большинство видеокамер вышли из строя, но радиосканеры продолжали работать в штатном режиме. Однако чтобы вернуть звездолет на прежний курс, придется постараться.
Уснул около десяти часов, а когда проснулся, то была полночь, и спать уже не хотелось. Снова стал писать, подсвечивая тетрадь карманным фонариком, чтобы не разбудить остальных.
Незапланированное изменение курса привело к тому, что экипаж нашел планету, которая оказалась пригодной для жизни. Весь экипаж вывели из анабиоза, на планету высадили десант ученых – физиков, химиков, зоологов и геологов (да, куда же без них), и все принялись изучать состав воздуха, грунта, флору и фауну. Выяснилось: около миллиона лет назад на планете существовала развитая цивилизация, и пришлось подключать археологов.
***
Утром, взглянув в окно, обреченно вздохнул. Туман улыбался неровными, рваными складкам.
В кузове, закутанный в два бушлата, разглядывал клокочущую массу над собой, будто на крыле самолёта, летящего сквозь облака. Бушлаты и сигареты нисколько не грели.
В Кувасае было тепло и солнечно, и работа шла как по маслу. Дорыли второй шурф, прогрохотали грунт и завалили двухметровую яму.
На обратной дороге в кузове было свежо. Уснул, и меня разбудили у входа в общежитие. Туман в Фергане слегка рассеялся, но не отступил ни на шаг.
Поужинав, я зашёл в комнату топографов и поздравил мышь с новосельем. Она переехала в просторную трёхлитровую банку.
— Смотри! – заговорщицки сказал Игорь и приоткрыл банку.
Мышь подпрыгнула и уцепилась лапками за край и стала вылезать, Игорь затолкнул её обратно и грустно сказал:
— Вот и меня заперли в этом тумане, как в банке, и не пускают домой. Заберу тебя с собой и подарю дочке. Будет столько радости!
— Выпустим её в общежитии, она всех поставит на уши. Дрессированная мышь!
— Если и выпускать, то лучше в Ташкенте, — сказал Володя, слушавший нашу болтовню. — В институте, в отделе камеральной обработки. Будет столько радости! Девочкам понравится.
Я взял у брата плеер, но через десять минут его забрали топографы и дали взамен том Стивена Кинга. Пока купался под горячим душем, книгу стал читать Саша. Тогда я сел писать рассказ.
Археологи выяснили, что жизнь на планете была уничтожена во время большой войны, вероятно, с применением ядерного оружия. А пустующие стартовые площадки говорили о том, что часть населения успела покинуть планету в поисках новых миров. Дальше в работу включились химики и физики и установили, что за сотни тысяч лет жизнь возродилась, планета зализала раны, и теперь ничего не напоминало о том, что тогда произошло. Вселяйся и пользуйся дарами природы.
***
На следующий день работали на другом объекте, в зоне тумана. Сырость, холодный ветер и чавкающая под ногами глина не сулили ничего приятного. В шурфе было намного теплей, чем на поверхности, и я с радостью подменял Камиля.
К обеду топографы оживились – выглянуло солнце, но под вечер туман снова сгустился.
Вечером хватило сил сходить в кино на «Полёт над гнездом кукушки». Когда возвращались в общежитие, туман опять стоял плотной стеной.
— У меня аллергия на белый цвет! — пожаловался я утром, стоя у окна.
Батрак хрипло рассмеялся.
— Тебе повезло, что ты живешь не здесь. Для них это обычное явление.
Туман не рассеялся ни до обеда, ни после. Казалось, что это навсегда.
На точке прогрохотали грунт и залили яму водой, Саша записал в блокнот, что прогрохоченный грунт занимает место, куда вмещается полторы тысячи литров воды, и разрешил засыпать шурф.
После этого копали второй, на поле, где стали пробиваться ростки озимой пшеницы. Потом грохотали грунт. Есть такая русская народная деревянная игрушка – двое мужиков по очереди долбят топорами по полену, когда дергаешь за дощечки. В этот день я придумал геологический вариант игрушки.
К вечеру Батрак отвёз Сашу и приехал за нами. Обратно я ехал, как белый человек, а не как беглый каторжник.
Топографы вернулись позже нас, в этот день пытались поработать, но едва не растеряли друг друга в тумане. Когда-то я работал речником, и знаю, какая это неблагодарная работа. Топограф стоит с теодолитом на вершине сопки, машет руками, показывает, где надо поставить рейку. Реечник бегает по окрестным холмам, топограф кричит, топает ногами, но доносится один мат. Когда он берёт в руки кирпич и начинает приближаться, ты замечаешь, что поставил рейку вверх ногами.
На следующий день мышь родила пятерых мышат. Это радостное известие донес до моих ушей удивленный крик Игоря.
— А я-то думал, она так отъелась на наших харчах.
А днем туман неожиданно разбежался, и над Ферганой появилось солнце. Мы закончили работы и стали собираться домой. Я уже догадывался, что Лета растаяла, как туман, и мы никогда не увидимся.
– На три килограмма похудел, – похвастался Камиль, стоя у зеркала.
Вечером я сел дописывать рассказ. В горах на леднике ученые обнаружили уцелевшие останки разумных жителей планеты. ДНК имели около 90 процентов генов, схожих с человеческими. Это могло говорить о том, что люди однажды уже искали новый дом. И нашли. И их потомки вернулись назад.
«Нет, не наша планета была колыбелью человечества. Они все-таки вернулись на Землю».
|
